Опубликовано в: «Мировая литература на перекрестке культур и цивилизаций». Сборник научных работ. Вып. 8. – Симферополь: Бизнес-Информ, 2014. –С. 123-131.
В воспоминаниях о Сергее Есенине изредка можно встретить упоминания об интересе поэта к своему немецкому коллеге. Однако как отразился этот интерес в его творчестве, до настоящего времени малоисследованно. На эту тему удалось обнаружить всего одну работу, о которой будет сказано ниже. По мнению автора, вопрос о влиянии Г. Гейне на творчество Сергея Есенина пока не получил адекватного разрешения.
Сохранившиеся свидетельства, например, Чагина, «бакинского друга» Есенина, рисуют такую картину: «Есенин сидит, углубившись в том избранных произведений Маркса, который он извлек из множества книг моей библиотеки. <…> я поинтересовался тем, что же он читает.
– Да я уже вычитал из вступительной статьи замечательные вещи, – сказал он.
– Как здорово относился Маркс к Генриху Гейне! Вот как надо обращаться с поэтами!» [8].
Еще один «друг», на сей раз ленинградский поэт Эрлих, пересказывает суждение Есенина о других поэтах и их стихах: «Все они думают так: вот – рифма, вот – размер, вот – образ, и дело в шляпе. Мастер. Черта лысого – мастер! Этому и кобылу научить можно! Помнишь „Пугачева“? Рифмы какие, а? Все в нитку! Как лакированные туфли блестят! Этим меня не удивишь. А ты сумей улыбнуться в стихе, шляпу снять, сесть – вот тогда ты мастер!..
– Они говорят – я от Блока иду, от Клюева. Дурачье! У меня ирония есть.
Знаешь, кто мой учитель? Если по совести... Гейне – мой учитель! Вот кто!» [9, с. 194].
Нетрудно видеть, что коммунист Чагин о Гейне упоминает «по должности» лишь в связи с Марксом. Эрлих, скорее всего и сам был поклонником Гейне, и вероятно, не только как поэта, но и как соплеменника. В другом месте воспоминаний Эрлих приводит пожелание Есенина, адресованное ему: «Ты должен стать русским Гейне!».
« – Многие считают, что на меня влиял Клюев, – произнес он не то с упреком, не то с сожалением. – А сейчас читаю Гейне и чувствую – родная душа!» [3, с. 42]. Более того, Ходасевич в интересе к Гейне уличает и Клюева, когда навестил его с визитом:
«Клюев сидел на тахте, при воротничке и галстуке, и читал Гейне в подлиннике. – Маракую малость по басурманскому, – заметил он мой удивленный взгляд» [7].
Ничего удивительного в интересе Клюева, Есенина и других русских поэтов к Гейне в общем-то нет, если вспомнить работу Тынянова [5]. Истоки этого интереса он усматривает в личных отношениях Гейне и Тютчева, прожившего в качестве дипломата 22 года за границей и из них 14 лет в Мюнхене. В 1827 году в Мюнхен прибывает Гейне и становится редактором журнала «Новые всеобщие политические Анналы».
Заметим, что когда Есенин в декабре 1925 года поехал в Ленинград, то там он подобно Гейне собирался редактировать новый журнал, обещанный ему местным руководством.
«Под редакцией Гейне „Анналы“ обесцвечиваются, замирают; радикальные обещания совершенно остались невыполненными; конечно, здесь не только редакторская неопытность <…> сам король внимательно к нему относится; между тем в Мюнхенском университете вакантна кафедра истории немецкой литературы; назначение же зависит лично от короля.
У Гейне складывается план — получить профессуру и осесть в Мюнхене» [5, с. 355]. Однако происки врагов не позволили достичь этой цели, и поэт навсегда покидает Мюнхен. Здесь обнаруживается еще одна его черта, сближающая с Есениным: «Гейне в полном смысле слова бродяжил по Германии и никак не мог осесть. <…> он напомнил птичку божию: „Открытый чемодан, разбросанное белье, два или три томика, пара элегантных тросточек с нестертыми следами упаковки…“» [5, с. 357]. Вряд ли и Есенину удалось бы осесть в Ленинграде, останься он в живых. В одном из последних писем из Москвы он сообщал Чагину из больницы: «Видишь ли, нужно лечить нервы, а здесь фельдфебель на фельдфебеле. Их теория в том, что стены лечат лучше всего без всяких лекарств. <…> Всё это нужно мне, может быть, только для того, чтоб избавиться кой от каких скандалов. Избавлюсь, улажу, пошлю всех в кем и, вероятно, махну за границу. Там и мертвые львы красивей, чем наши живые медицинские собаки» [1, с. 228].
Поэтому можно поверить, что Есенин находил у Гейне какие-то параллели со своей жизнью, что-то родственное как в мироощущении, так и в отношении к творчеству. Например, Тынянов отмечает: «С глубочайшим презрением Гейне относится не только к политическим приличиям, но и к самой политике; <…> главные предпосылки гейневской морали – эстетические». Подобным образом Есенин относился к господствующей при нем идеологии: «Вардин ко мне очень хорош и о<чень> внимателен. Он чудный, простой и сердечный человек. Все, что он делает в литературной политике, он делает как честный коммунист. Одно беда, что коммунизм он любит больше литературы»* [1, с. 178].
«новой советской России» Есенин, например, не мог не обнаружить параллели с нравами прусской таможни, о которых Гейне рассказал в поэме «Германия»:
Обнюхали все, раскидали кругом
Белье, платки, манишки,
Ища драгоценности, кружева
И нелегальные книжки.
И труд ваш безнадежен!
Я контрабанду везу в голове,
Не опасаясь таможен.
Я там ношу кружева острот
—
Они исколют, изранят вас,
Свой острый блеск обнаружив.
В моей голове сокровища все,
Венцы грядущим победам,
Чей образ высокий неведом.
И много книг в моей голове,
Поверьте слову поэта!
Как птицы в гнезде, там щебечут стихи,
Несомненно, эти чувства были близки Есенину в 1925 году, а в его драматической поэме «Страна негодяев» можно усмотреть перекличку с поэмой Гейне. Однако произведение Есенина гораздо сложнее и изощреннее. Если «Германия» является монологом самого поэта, то у Есенина выражены разные идеи, исходящие от разных персонажей. Радикальная сатира самого Гейне может обнаружиться неким пародийным подобием в «революционных» воззрениях есенинского персонажа Чекистова. Например, у Гейне сатира однозначно обращена к прусским военным:
Смертельно тупой, педантичный народ!
Прямой, как прежде, угол
Во всех движеньях. И подлая спесь
У Есенина подобную обличающую речь произносит тоже еврей, Чекистов:
А народ ваш сидит, бездельник,
И не хочет себе ж помочь.
Нет бездарней и лицемерней,
Но отношение автора к речи персонажа неоднозначно, скорее всего, ироническое, если не саркастическое. В то же время Чекистов может восприниматься не только как сатира на «революционеров» при власти, но и на самого Гейне как их предтечу.
Если по поводу Кельнского собора в «Германии» выражены мысли Гейне:
Но Лютер сказал знаменитое: «Стой!»
И триста лет уже скоро,
Строительство собора.
Он не был достроен — и благо нам!
Ведь в этом себя проявила
Протестантизма великая мощь,
<…>
И даже такое время придет,
Когда без особого спора,
Не кончив зданье, соорудят
то у Есенина речь Чекистова по аналогичному поводу выглядит опять не только сатирой на него, но и пародией на самого Гейне, и на эти его мысли:
Странный и смешной вы народ!
Жили весь век свой нищими
И строили храмы Божие...
Перестроил в места отхожие.
Уже эти примеры показывают непростую связь творчества Гейне с поэтическими произведениями Есенина. В работе «Тютчев и Гейне» (Тютчев к тому же много переводил Гейне), Тынянов ставит вопрос о литературных «заимствовании» и «влиянии»: «И влияние, и заимствование может в поэзии осуществляться в области 1) ритмико-синтаксической, 2) инструментовочной, 3) тематически-образной; может оно проходить сразу по всем трем областям.
Влияние может осуществиться во всем творчестве, и тогда обычно возникает определение его как „конгениальности“, „школы“, а при более или менее механическом копировании его — „подражательности“» [5, с. 388].
Это определение позволяет сразу конкретизировать, что влияние и заимствование из творчества Гейне у Есенина в принципе могло быть «по всем трем областям». При этом следует учесть различие языков, времени и среды. Добавим, что это определение недостаточно, оно не охватывает пародийности и новаторства. Ведь Есенина и Гейне отделяло почти столетие, и конечно, утверждения мемуаристов об «учительстве», «родственной душе»** и т. д. есть всего лишь гипербола действительного положения вещей.
– о литературной преемственности [6]. На наш взгляд, это понятие, рассмотренное Тыняновым на примере Гоголя и Достоевского применительно к теории пародии, может помочь выяснению отношения Есенина к Гейне:
«Когда говорят о „литературной традиции“ или „преемственности“, обычно представляют некоторую прямую линию, соединяющую младшего представителя известной литературной ветви со старшим. Между тем дело много сложнее. Нет продолжения прямой линии, есть скорее отправление, отталкивание от известной точки — борьба. А по отношению к представителям другой ветви, другой традиции такой борьбы нет: их просто обходят, отрицая или преклоняясь, с ними борются одним фактом своего существования» [6, с. 198].
Теперь нетрудно видеть, что Есенин не являлся «учеником и продолжателем» Гейне «по прямой линии», но уместно ставить вопрос о литературной преемственности. Следуя Тынянову, «всякая литературная преемственность есть прежде всего борьба, разрушение старого целого и новая стройка старых элементов». В таком понимании преемственности Тынянов показал, как отношение Достоевского к Гоголю претерпевало эволюцию. Если вначале: «Достоевский явно отправляется от Гоголя, он это подчеркивает. <…> Достоевский как бы пробует различные приемы Гоголя, комбинируя их», то в своем зрелом творчестве в «Селе Степанчиково и его обитателях» Достоевский пародирует самого Гоголя в образе Фомы Опискина. Но эта эволюция у Достоевского длилась десятилетия, а у Есенина влияние Гейне обнаруживается только в 1923-1925 годах, в период разрыва с имажинизмом. До этого его творческие поиски протекали во многих направлениях, но об этом уже было сказано и опубликовано достаточно.
Было бы любопытно обнаружить первое произведение Есенина, в котором можно найти отзвуки творчества Гейне. В работе [4] показано на примерах, что «сходство ранних стихов, скорее всего, объясняется влиянием романтической традиции в целом, но все же это может быть одной из причин интереса Есенина к Гейне, поскольку в произведениях общественной тематики влияние немецкого поэта на творчество Есенина прослеживается сложнее». В нашей статье как раз и рассмотрен этот более сложный аспект, выявленный на основе идей Ю. Тынянова.
Есть примеры и явной переклички. В 1924 году Есенин пишет небольшую поэму «Возвращение на родину». Но у Гейне имеется цикл стихов с одноименным названием (в других переводах – «Опять на родине»). Подобную тематику обнаруживаем и в поэме Гейне «Германия». Нетрудно найти сходные темы, сходство образов и мотивов. В отношении ранней поэзии Гейне этот поиск осуществлен в работе [4]. Но эти образы и мотивы настолько распространены в мировой поэзии во все времена, что нет оснований говорить о влиянии, заимствовании в связи с Гейне. К тому же через сто лет в другой стране и среде, жизнь сильно отличалась от немецкой действительности.
«в смысле Тынянова» вполне можно говорить. Есенин, как мы обнаруживаем, только «отталкивается» от Гейне, а дальше и происходит «борьба, разрушение старого целого и новая стройка старых элементов».
В «Стране негодяев» Есенина вполне можно выявить ряд аспектов преемственности, особенно критической и сатирической направленности. Есенин «разрушает» прежних романтических героев, не щадя революционеров и самого Гейне, и даже такого шекспировского героя, как Гамлет. Пародийный прием, используемый Есениным, характеризуется Тыняновым в отношении другого писателя: «Достоевский настойчиво вводит литературу в свои произведения; редко действующие лица не говорят о литературе. Здесь, конечно, очень удобный пародический прием: достаточно определенному действующему лицу высказать литературное мнение, чтобы оно приняло окраску его мнения; если лицо комическое, то и мнение будет комическим».
У Есенина тот же Чекистов заявляет:
Но у меня была душа,
На эти слова Чекистова свое суждение имеет другой герой, бандит Номах:
Я слышал, как этот прохвост
Говорил тебе о Гамлете.
Что он в нем смыслит?
В которой варился королевский двор.
Но если б теперь он жил,
То был бы бандит и вор.
Потому что
Это тоже двор,
Если не королевский, то скотный.
Эти строки перекликаются со стихами Гейне «Anno 1829», где в монологе поэта содержатся подобные суждения:
О, пусть я кровью изойду,
Иль вечно задыхаться здесь,
В проклятом царстве торгашей!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Нет, лучше мерзостный порок,
Чем счетоводная мораль
И добродетель сытых рож!
И снова Есенин пародирует эти радикальные суждения Гейне, вкладывая подобное в уста бандита Номаха.
Итак, можно ли было назвать Есенина «советским Гейне»? В предисловии к советскому изданию 10-томника Гейне характеризуется следующей формулировкой: «Гейне – великий лирический поэт немецкого народа. <…> Гейне – замечательный сатирик, певец и трибун революции, ее боевой публицист» [2, с. V]. Думается, что если бы можно было применить эти формулировки к Есенину, то за годы советского литературоведения не преминули бы это сделать. Лишь в последние два десятилетия Есенина стали называть великим русским лирическим поэтом. Что касается остального, то сам Есенин в последние годы жизни отзывался о революциях иносказательно, но довольно ясно: «Я перестаю понимать, к какой революции я принадлежал. Вижу только одно, что ни к февральской, ни к октябрьской. По-видимому, в нас скрывался и скрывается какой-нибудь ноябрь» [1, с. 154].
и разочарований первых 8 лет советской власти. В советском литературоведении наследие Есенина во многом фальсифицировалось и искажалось в угоду идеологии. Инерция этого сохранилась и до нынешнего времени.
Изучение жизни и творчества Есенина с общечеловеческих позиций, в контексте достижений мировой культуры еще предстоит. В этом плане литературная преемственность Есенина по отношению к Гейне характеризуется новаторским переосмыслением идей, образов, суждений и проблем революционных перемен, актуальных и в его время. Но кроме этого не следует забывать, что Есенин был и преемником всех лучших традиций русской литературы и поэзии, от Пушкина до Блока, и даже Клюева, что наряду с его огромным талантом позволило занять свое, особое место не только в российской, но и в мировой литературе и культуре.
Примечания
* Текст, выделенный курсивом, в советских изданиях не публиковался.
** Например, «родственной душой» Есенин явно считал и Пушкина, утверждая в стихах: «О Александр, ты был повеса, как я сегодня хулиган…».
1. Есенин С. А. Полное собрание сочинений: В 7 т. / Сергей Есенин – М.: Наука; Голос, 1995-2002. – Т. 6. Письма. – 1999. – С. 233-745.
2. Заславский Д. И. Генрих Гейне (1787-1856) / Д. Заславский // Генрих Гейне. Собрание сочинений в десяти томах. Т. 1. – М.: ГИХЛ, 1956.
3. Ройзман М. Д. Все, что помню о Есенине / Матвей Ройзман. – М.: Советская Россия, 1973. – 174 с.
4. Рудик И. Генрих Гейне в творческой биографии Сергея Есенина/ Ирина Рудик //Современное есениноведение. – 2006. – №5 – С. 162-169.
// Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. – М.: Наука, 1977. – С. 350-395.
6. Тынянов Ю. Н. Гоголь и Достоевский (к теории пародии) // Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. – М.: Наука, 1977. – С. 198-226.
7. Ходасевич В. Ф. Есенин / Владислав Ходасевич // Ходасевич В. Ф. Некрополь. Воспоминания. – Bruxelles: Les editions Pеtropolis, 1939.: [Электронный ресурс] – Режим доступа: http: //az.lib.ru/h/hodasewichwf/text0020.shtml
8. Чагин П. И. Сергей Есенин в Баку / П. И. Чагин // С. А. Есенин в воспоминаниях современников. В двух томах. Том второй. – М.: Художественная литература, 1986.: [Электронный ресурс] – Режим доступа: http: //az.lib.ru/e/eseninsa/text0480.shtml
9. Эрлих В. И. Право на песнь / Вольф Эрлих // Мой Есенин. Воспоминания современников. – Екатеринбург: У-Фактория, 2008. – 480 с.