Убийство З. Н. Райх.
Здоровье Зинаиды Николаевны резко ухудшилось после ареста мужа. Мирэль Шагинян, ближайшая подруга Татьяны Сергеевны, вспоминала: «Когда я узнала об аресте Всеволода Эмильевича, я пошла на Брюсовский. Таня с ребенком была на даче, Зинаида Николаевна была в очень тяжелом состоянии, мы почти не говорили, я сидела у её кровати и держала её руку. Через несколько дней я уехала в Коктебель» Зинаиду Николаевну изредка навещали друзья.
О болезни Зинаиды Николаевны распространялись разные слухи. По убеждению Татьяны Сергеевны, мать болела неврастенией в сложной форме. «Я считаю, - писала она К. Л. Рудницкому в1984 г., - что в двадцатые и тридцатые годы у неё была обыкновенная неврастения, но в довольно сильной форме. Все знают об этой болезни, но в симптомах её разбираются только психиатры. Эта болезнь настигает людей, от природы достаточно хорошо приспособленных к жизни, достаточно сильных и уравновешенных. Доводит их до болезни сверхтяжелая жизнь - постоянное переутомление, волнения, страхи, огорчения, а вы знаете, что у Зинаиды Николаевны всего этого было предостаточно, да ещё нервная система её пострадала после тифа. И всё укладывается в этот диагноз - все её вспышки, бурные реакции, раздражительность, порой «депрессия» (беру в кавычки, потому что это не та депрессия, которая бывает при тяжелых психических заболеваниях)»
14 июля1939 г. Татьяна Сергеевна днем была в Москве у матери. Зинаида Николаевна рассказала ей, что к ней за какими-то советами обратился один молодой человек по чьей-то рекомендации, он же обещал помочь в продаже золотых часов и других вещей, чтобы поправить семейный бюджет. Татьяна видела его один раз мельком. Зинаида Николаевна в этот же день попросила дочь сходить с ней в кино, чтобы отвлечься от тягостных мыслей, связанных с арестом В. Э. Мейерхольда. У Тани на даче остался сын, который был нездоров, поэтому она отказалась остаться ночевать у матери. И потом себя годами упрекала за то, что не осталась с матерью в ту роковую ночь.
Смерть Зинаиды Николаевны объясняется различными версиями, хотя милиция с первых минут расследования придерживалась одной: убийство с целью ограбления. Татьяну привезли с дачи, чтобы она указала, какие же вещи вынесли воры. Она осмотрела шкафы, полки, ящики, но все было на месте. Было очевидно, что в квартиру проникли не ради ограбления, а для того, чтобы убить хозяйку. Преступники все предусмотрели. Они знали, что Константин уехал в Константиново к бабушке, что в кабинете дверь на балкон не закрывалась, опечатанная дверь, ведущая из кабинета в комнату, также была незапертой.
Вместе с Зинаидой Николаевной в квартире находилась домработница Лидия Анисимовна, очень грузная женщина на шестом десятке, которая спала в закутке на другом конце квартиры. Когда преступники проникли в комнату через балкон, они не сразу смогли убить Зинаиду Николаевну. Она боролась за свою жизнь, об этом свидетельствовала сдвинутая и перевернутая мебель в комнате, где она спала. Зинаида Николаевна, обороняясь, стала кричать. Ей было нанесено восемь ранений в область сердца и одно в шею Услышав крики, на помощь бросилась к хозяйке домработница С криком «Что вы? Что вы?» Лидия Анисимовна побежала по коридору, но ее ударил по голове острым предметом один из преступников, бросаясь к двери. Заливаясь кровью, домработница выскочила за ним и стала звать на помощь. Дверь за ней захлопнулась на внутренний замок. Пришлось дворнику через окно проникнуть в комнату, чтобы открыть дверь изнутри. Второй преступник скрылся через балкон. Приехавшая скорая помощь забрала обеих женщин в больницу. Зинаида Николаевна в больнице сказала: «Пустите меня, доктор, я умираю». Скончалась от потери крови.
Дело об убийстве Зинаиды Николаевны вели работники Лубянки и следователи московского МУРа. В первые дни были арестованы по подозрению человек пятнадцать, но через некоторое время их всех выпустили. Домработницу Лидию Анисимовну, которая пробыла в больнице с неделю, арестовали на даче после ее возвращения и увезли на Лубянку.
В МУРе дело вёл следователь с садистскими наклонностями. Он считал, что при отсутствии ограбления, подозреваемыми могут быть все родственники Зинаиды Николаевны. Татьяна Сергеевна на всю жизнь запомнила эти ужасные часы. «За Костей послали в Константиново, - вспоминала она, - привезли в Москву, не объяснив зачем, а в МУРе поднесли фотографию убитой матери, и он потерял сознание. Мой муж ночевал на даче, утром поехал на работу, там его нашли, привезли в МУР, заставили меня дожидаться. А мне показали сначала несколько кривых ножей - «Вы их у кого-нибудь видели?». Потом показали Костин блокнот - «Этот почерк вам знаком?» Я разревелась - «Говорите же, что случилось с Костей». Тогда сказали, что моя мать ранена и позвали моего мужа. Я потащила его в больницу, и только по дороге у него нашлись силы сказать, что матери моей уже нет. В квартиру меня повели на другой день рядовые оперработники, нормальные ребята, потрясенные случившимся. Следов и отпечатков было множество - они мне сами показывали. Продолжали следствие, наверное, уже другие».
Похороны Зинаиды Николаевны проходили под жестким контролем правоохранительных органов, которые всячески стремились уменьшить общественную реакцию на убийство актрисы. Через актера В. Ф. Пшенина Татьяне и Косте передали предложение хоронить мать не из дома, а непосредственно из института Склифасовского. Если же дети с этим предложением не согласятся, то будет разрешено взять гроб с телом только на полчаса. Татьяна и Константин сказали, что мать свою они будут хоронить из дома. Организация похорон Зинаиды Николаевны проходила при поддержке ее отца, а также мужа Татьяны Сергеевны, с которым она перед этим помирилась после небольшой ссоры. Немного позже она писала подруге: «С Вовкой я помирилась накануне 15 июля. Говорят: «друзья узнаются в несчастье»; он так много хорошего сделал за те дни, и он больше не будет меня мучить». «В назначенный час у подъезда на Брюсовском встали в две шеренги молодые люди в одинаковой штатской одежде и никого не пускали, кроме своих, - вспоминала Т. С. Есенина. - Они же сопровождали нас на кладбище и стояли у открытой могилы. Все это было как бы сигналы из преисподней - дело особое, говорить и думать о нем опасно».
«врагом народа». В то время было нормой внедрять общественное осуждение лицам, репрессированных по политическим мотивам, дескать, без вины не сажают, а если вины нет, то отпустят. Вокруг «врагов народа» и их близких создавалась обстановка общественного осуждения и отчуждения, от них в некоторых случаях родные публично отказывались.. О гибели З. Н. Райх руководство Театра Станиславского, где перед арестом работал В. Э. Мейерхольд, было проинформировано соответствующими органами, об этом рассказал отцу З. Н. Райх шофер театра, который возил В. Э. Мейерхольда. Но дирекция театра не только не выразила соболезнование родным погибшей актрисы, а готово было дать отпор всем, кто начинал говорить о З. Н. Райх. Когда отец З. Н. Райх обратился к народному артисту СССР И. М. Москвину, депутату Верховного Совета СССР, то тот был явно напуган, и вместо сочувствия резко ответил, что «общественность отказывается хоронить вашу дочь». Н. Райх стал объяснять, что речь идет не о похоронах, так как свою дочь он похоронит сам, а его просьба касается приостановки выселения детей покойной из квартиры, на что И. М. Москвин отпарировал: «Я считаю, что вас выселяют правильно».
Душевное состояние Татьяны Сергеевны можно представить по сохранившемуся письму, которое она отправила 20 июля в Коктебель подруге Мирэль Шагинян:
«Милечка, дорогая. Мою маму убили в ночь на 15-е июля. Её уже похоронили на Ваганьковском кладбище недалеко от могилы Есенина. Почти никто не пришел, были родные и несколько посторонних почти людей; из тех, кто ходил всегда, никто не пришел. Мы дали объявление в газету, его не поместили, с трудом разрешили привезти из морга на квартиру, у ворот стояли люди, которым было приказано никого к нам не пускать, чтобы не было толпы.
Они ничего не взяли, не ограбили, они пришли, чтобы убить и ранили 7 раз около сердца и в шею, и она умерла через 2 часа, а Лидию Анисимовну побили по голове, и она жива. Все были на даче, а Костя уехал в Рязань к бабушке. Кто это был, их было двое и их не нашли.
То, что всё кончено, доходит до меня в редкие минуты, я пишу тебе и ничего не сознаю и не понимаю. У меня в голове что-то спуталось, и я не могу связать своей живой мамы со всем, что произошло, и в те редкие минуты я понимаю не умом, а каким-то инстинктом.
ничему и не знаю, за что с неба упал громадный камень. Камни падают в течение двух лет на всё вокруг меня и в меня не попадают, а у меня сын. Я теперь тоже не боюсь умирать, но у меня маленький мальчик.
Дедушка мой говорит, пусть каждый несет свой крест, но Мейерхольд говорил, что он верит в свою звезду, и я теперь ничего не понимаю.
Все будет тогда, когда я поверю, что в гробу была она, когда Костя привезет карточки. Я просила одеть черное платье из «Дамы», но оно почему-то ничего не напоминало.
Ты прости, что я пишу тебе, у меня чувство, что я всех вокруг мучаю.
Я очень спокойна, и Костя хорошо очень себя держит, я только кричала, когда надо было поцеловать, потому что я сразу поняла, что это неправда. У меня в мозгу сейчас заросло, какие-то отверстия, где всё можно связать друг с другом.
МУРа мне сказал, что мобилизованы все силы. Я была в квартире после этого, видела всё и всё себе представила и поняла, - но передней частью головы, а дальше это не проникает. Сегодня 20-е число. Прости меня, мне надо было написать тебе позже или совсем не писать. Но я не знаю почему, мне нужно, чтобы все всё знали. Таня».
Перед похоронами сообщили, что из квартиры будут выселены все жильцы. Отец Зинаиды Николаевны в связи с этим утверждал, что его дочь и убили ради квартиры. Действительно, вскоре квартиру разделили на две и ордера на вселение получили секретарь и водитель Лаврентия Берия. Значительно позже Константину один информированный человек рассказал, что «в одной из колоний содержались профессиональные бандиты, находившиеся в распоряжении Берии и выполнявшие его личные приказания. Зинаида Николаевна и была одной из жертв». Материалы следствия об убийстве З. Н. Райх завизировал Л. Берия.
Константину выделили маленькую комнату в Замоскворечье, полагая, что студенту этой площади будет достаточно. Узнали, что Татьяна прописана всего на три месяца, предложили ей и дальше проживать на даче.
Домработницу Лидию Анисимовну освободили через три месяца. Она сильно изменилась, глаз не поднимала. Сказала, что ей запретили с кем-либо говорить о ее аресте, быстро собрала вещи и уехала на родину в Витебск. Позже, через несколько лет, Иван Кутузов расскажет, что из Лидии Анисимовны выбили показание, что ее, якобы, во время налета на квартиру З. Н. Райх ударил по голове Иван Кутузов, брат мужа Татьяны Сергеевны.
Поиски убийц З. Н. Райх по горячим следам не дали никаких результатов. Были арестованы по подозрению братья Кутузовы. Владимир, которого освободили в канун нового 1940 года, рассказывал, что его и брата обвиняли в убийстве Зинаиды Николаевны, требовали подписать признания. Иван Кутузов во время допросов кричал следователям «фашисты», иногда вступал с ними в драку. Обвинение в убийстве с него тоже сняли, но подвели под статью о разглашении государственной тайны. Получил пять лет и был отправлен в Воркуту. «Это тебе за то, что когда первый раз тебя выпустили, - объяснили ему по окончании следствия, - ты болтал о том, что тебя били».
«Милечка, дорогая! За меня не беспокойся. Прости меня за то письмо; я сама едва помню, что там было. Теперь ничего уже этого нет. У меня к тебе просьба. Накануне того, что случилось, к маме приходил один молодой человек. Он сидел поздно и ушел часа за два до того. Дома были только Лидия Анисимовна и мама. Этот человек, кажется, художник, зовут его, может быть, Юра. Раньше я его никогда не видела, но мама, очевидно, знала его и доверяла ему, т. к. она дала ему продать золотые часы и съемочный киноаппарат. Сейчас он исчез, МУР его разыскать не может. Если бы это был честный человек, он бы пришел бы теперь к нам - ведь у него наши вещи. Но он скрылся, и его можно во многом подозревать. Он молодой, смуглый, довольно высокий, худощавый, черный, южного типа; я его видела один раз, как раз в тот день, перед отъездом на дачу. Примет этих мало, но он почти наверняка художник, и Лидия Анисимовна говорит, что они разговаривали о макетах «Пиковой дамы». Если ты или твои товарищи видели и помнят художника с такими приметами - напиши мне. Следствие идет очень плохо, и этого человека никак не могут разыскать».
Татьяна беспокоилась за Всеволода Эмильевича, которому, может быть, также сообщили о смерти жены. «Все покорилось судьбе, не хочется ни о чем думать, и закрыть глаза, - писала она Мирэль Шагинян. – Я боюсь только за папу. Если думать - всё страшно до безумия, если не думать - радует сынок и хочется жить ради жизни».