"Через каменное и стальное..."
Но ту весну,
Которую люблю,
Я революцией великой
Называю!
В 1925 году на Кавказе, в Баку и Тифлисе, выходят две новые книги Сергея Есенина - "Русь советская"1 и "Страна Советская"2.
"Собранные здесь стихи,- писал в предисловии к книге "Русь советская" П. И. Чагин, в ту пору редактор газеты "Бакинский рабочий", член Центрального Комитета Коммунистической партии Азербайджана,- первые ласточки, первые предвестники настоящей революционной весны есенинского творчества. В этих стихах Сергей Есенин - уже больше чем попутчик, он уже наш спутник (подчеркнуто П. И. Чагиным) - с буйным молодым задором пробивающийся через разношерстную, вслушивающуюся в революцию толпу, куда он попал, вырвавшись из четырех стен,- в широкую революционную массу.
Такие превосходные создания есенинского пера, как "На родине", "Русь советская", чрезвычайно характерны не только для него, но и для всей той среды, через которую и вместе с которой он, подгоняемый ветрами и бурями революции, проталкивается к массам. В гражданских стихах Есенина, отмечает далее П. И. Чагин, нашел свое поэтическое выражение перелом, происходящий теперь в настроениях и сознании нашей интеллигенции. Это лишний раз свидетельствует о непочатой силе есенинского таланта и о том, какого большого поэта приобретает в нем революция"3.
Каждый образ, каждая строка книги "Русь советская" подтверждает мысли автора "Предисловия". Достаточно обратиться к ее содержанию, чтобы явственно почувствовать это. "Поэма о 36", "Песнь о великом походе", "Баллада о двадцати шести", "Возвращение на Родину", "Русь уходящая", "Письмо к женщине", "Письмо к матери" и, наконец, "маленькая поэма" "Русь советская" - вот те произведения, которые составили бакинский сборник поэта. Все сказанное выше с еще большим основанием может быть отнесено к книге "Страна Советская". Есенин включил в нее "Возвращение на родину", "Русь советскую", "Русь бесприютную", "Русь уходящую", "На Кавказе", "Поэтам Грузии", "Балладу о двадцати шести", "Письмо к женщине", "Страну негодяев" (отрывок из драматической поэмы), "Письмо от матери", "Ответ", "Стансы", "Письмо к деду", "Ленин" (отрывок из поэмы "Гуляй-поле"), "Метель".
Со все возрастающей идейно-художественной силой звучит в книгах "Русь советская" и "Страна Советская" голос новой революционной России, ее радости, тревоги, надежды.
В этих книгах, действительно, Есенин не только "попутчик" новой жизни; в них поэт прежде всего ее соучастник, все решительнее и увереннее шагающий в ногу с революционными массами.
Как и для одного из его героев - комиссара Рассветова - отныне и навсегда Советская власть неотделима от России и для самого поэта. Взволнованно говорит он об этом в "Стране Советской":
Но Россия... вот это глыба
Лишь бы только Советская власть!..
Даже в глубоко личном, исповедальном, интимнейшем разговоре в знаменитом "Письме к женщине"4"изменении" своей жизни с радостью, счастливо "сообщает" любимой, что отныне он: "за знамя вольности и светлого труда готов идти хоть до Ламанша". Как видим, романтически-революционная устремленность поэта в будущее в его стихах теперь неотделима от его личной судьбы, его гражданских помыслов. Как никогда ранее творчество Есенина теперь все зримее "стыкуется" с новью Советской. Обостряется до предела чувство гражданской ответственности поэта перед своим временем, народом, родиной. Мысли эти все больше волнуют Есенина. Откровенны и глубоки раздумья поэта на эту тему в его "Стансах", написанных на Кавказе осенью 1924 года:
Стишок писнуть,
Пожалуй, всякий сможет -
О девушке, о звездах, о луне...
Но мне другое чувство
Сердце гложет,
Другие думы
Давят череп мне.
Эти "другие думы" поэта примечательны. Вспомним, что еще совсем недавно (три-четыре года тому назад) Есенину виделся его путь в литературе и жизни как путь "последнего поэта деревни". В "Стансах" же поэт дерзко мечтает о совершенно ином пути, иной своей судьбе в будущем:
Хочу я быть певцом
И гражданином,
Чтоб каждому,
Как гордость и пример,
Был настоящим,
А не сводным сыном -
В великих штатах СССР.
Без преувеличения можно сказать, что в книгах "Русь советская" и "Страна Советская" чувство сыновней любви и верности советской Родине выражено поэтом с особо впечатляющей художественной силой и убежденностью. Перед современниками Есенина вставал в этих книгах прекрасный образ Советской революционной России. Вот почему нам и сегодня особенно дорого то по-настоящему партийное, живое, умное слово, которое об одной из этих книг - "Руси советской",- сказал в свое время П. И. Чагин. В "Предисловии" он, как мы видим, справедливо говорит прежде всего о том главном, что было примечательно для Есенина как художника, творчество которого все более органически сливалось с Октябрьской эпохой. При жизни Есенина крайне редко писали и говорили о его творчестве, и особенно о его историко-революционных поэмах и стихах, так, как это сделал в своем "Предисловии" редактор "Бакинского рабочего". Наоборот, значительно чаще решительный поворот Есенина к советской Действительности, образу великого Ленина, историко-революционным темам не получал должной и справедливой оценки в критике. Даже те из критиков и редакторов, которые в общем-то поддерживали лирические стихи поэта, крайне осторожно, а порой и просто отрицательно воспринимали смелое и настойчивое обращение Есенина к большим социально-гражданским темам, считая, что поэту за эти темы пока лучше не браться. Вот что, к примеру, писал о "Стансах*" Есенина редактор "Красной нови" А. Воронский в статье "На разные темы": "После... чудесных лирических стихов "Стансы" режут слух как гвоздем по стеклу. Они небрежны, написаны с какой-то нарочитой, подчеркнутой неряшливостью, словно поэт сознательно хотел показать: и так сойдет". И далее: "... Хуже всего, что "Стансам" не веришь, они не убеждают. В них не вложено никакого серьезного, искреннего чувства, и клятвы поэта звучат сиро и фальшиво"5. Но и этого критику показалось недостаточно. И он вновь и вновь повторяет, что "Стансы" фальшивы, внутренне пусты, неверны, несерьезны, их пафос неуместен, они безрадостны и худосочны"6. В конце критик приходит к такому "заключению": "Если внимательно вчитаться в "Стансы", станет очевидным, что за внешней революционностью таится глубочайшее равнодушие и скука; как будто говорит поэт: хотите революционных стишков - могу, мне все равно, могу о фонарях, об индустрии, о Ленине, о Марксе. Плохо? Ничего, сойдет; напечатаете"7.
Так резко отрицательно отозвался о "Стансах" литератор, который, по свидетельству ряда современников поэта, относился к Есенину со вниманием и охотно печатал в своем журнале есенинские стихи. Что же говорить о разного рода "Крученых"! Они и при жизни Есенина, и особенно после смерти поэта всячески стремились убедить всех и "вся", что "Есенин... в "советских" стихах беспомощно топтался на истрепанных и надоевших путях и образах - общих местах"8"вообще", в последний период его творчества ему лучше удавались строки о мрачном разрушении... нежели строки о светлом строительстве ("Стансы" и проч.). Это вполне понятно: поэт всегда лучше всего пишет о том, что созвучно его внутренней жизни. А внутренняя жизнь Есенина в последние годы была только дорогой к смерти"9. Как в таких случаях говорят: комментарии излишни. Заметим лишь, что сам поэт при жизни решительно отвергал подобные критические "поучения" и попытки "доказать" его равнодушие и неискренность в "Стансах".
Есть музыка, стихи и танцы,
Есть ложь и лесть...
Пускай меня бранят за "Стансы" -
В них правда есть.
Так отвечал поэт всем хулителям его "Стансов" в стихотворении "1 Мая", написанном на Кавказе весной 1925 года.
Здесь уместно будет напомнить, что и раньше, в первые годы революции, обращение Есенина к гражданской революционной лирике, к теме Великого Октября, далеко не у всех встречало правильное понимание. Вскоре после смерти поэта один из тех, кто знал Есенина, виделся с ним в разные годы - Георгий Устинов,- писал на страницах ленинградской "Красной газеты": "Сергей Есенин - может быть, очень не надолго, но крепко почувствовал железный, неуклонный шаг революции: в начале 1919 г. он однажды робко приносит мне на стол записку, написанную мелким прямым почерком, так похожим на почерк М. Горького. Это было заявление С. Есенина о его желании вступить в партию большевиков, "чтобы нужнее работать".
- Напиши, пожалуйста, рекомендацию... Я, знаешь ли... я понял... и могу умереть хоть сейчас.
Тогда, замечает Устинов далее, с коммуниста это спрашивалось в первую очередь. В эти огненные годы нужна была полная готовность умереть за Советскую власть, за коммунизм, чтобы быть революционером. Других революционеров партия не знала.
- Нет, Сергей, в партию тебе... зачем?
- А стихи?
- Давай, попробуем...
И Сергей Есенин пишет слабоватое, но зато вдребезги "революционное" стихотворение "Небесный барабанщик". Я в то время был заведующим редакцией московской "Правды" и при нем, при Есенине, написал на уголке стихотворения: "По-моему, годится,- а впрочем, подожди, говорю, что скажут другие члены редколлегии". И послал стихотворение Н. Л. Мещерякову. Тот возвратил стихотворение тут же, с такой надписью: "Нескладная чепуха. Не пойдет. Н. М.".
- Ну, как... насчет заявления?
- Подожди... Надо подумать...
Через неделю-другую Сергей Есенин учредил теперь уже достаточно известную, достаточно надоевшую и достаточно забытую литературную секту под названием "имажинизм"10.
Как видим, бывало и так... Вольно или невольно, но и Устинов, и Мещеряков не поддержали поэта в очень важную для него пору. А ведь Есенин еще в 1914 году напечатал в "Правде" одно из своих ранних гражданских стихотворений - "Кузнец".
Что же касается П. И. Чагина, то он хорошо знал не только творчество Есенина, но и самого поэта, его новые стихотворные замыслы, настроения, общественно-литературную деятельность. С первых дней пребывания Есенина в Азербайджане П. И. Чагин сумел "подключить" поэта к живому участию в бакинской печати. По-братски, с большой заинтересованностью, относятся к Есенину местные журналисты, и прежде всего коллектив редакции газеты "Бакинский рабочий" во главе с ее редактором. Есенин приезжает в Баку 20 сентября 1924 года. В тот же день он встречается с П. И. Чагиным, до этого они познакомились и виделись в феврале 1924 года в Москве. П. И. Чагин вспоминает: "Я пожурил Есенина за то, что он так поздно приехал: ведь 20 сентября - священный для бакинцев день памяти 26-ти бакинских комиссаров. И если бы приехал на два дня раньше, он мог бы дать в юбилейный номер стихи. Есенин,- замечает Чагин,- еще в Москве признавался мне, что тема гибели 26-ти комиссаров волнует его. Быстро договорились поправить дело и поместить есенинские стихи по горячему следу в ближайшем номере газеты. Но их еще нет в природе. Как же быть?
Я вооружил Есенина материалами о 26-ти бакинских комиссарах - недостатка в них в Баку не было. Так, например, номер "Бакинского рабочего" к предшествующей годовщине с такого рода материалами был выпущен на двадцати восьми полосах. Есенин жадно набрасывается, на эти материалы и запирается в моем редакторском кабинете.
"Баллада о двадцати шести" на столе. И творец этой жемчужины советской поэзии лежит полусонный на диване, шепча еще неостывшие строки:
Пой, поэт, песню,
Пой,
Ситец с неба такой
Голубой...
Море тоже рокочет
Песнь.
26 их было,
26.
В ближайшем номере, 22 сентября, "Баллада о двадцати шести" была напечатана в "Бакинском рабочем"11. Есенин посвятил ее: "С любовью - прекрасному художнику Г. Якулову"12.
Может показаться, что Есенин без какой бы то ни было подготовки написал свою "Балладу". На самом же деле он так быстро смог создать свои стихи о бакинских комиссарах именно потому, что тема эта волновала его уже не один день.
"26. Баллада". Так первоначально озаглавил Есенин в черновом автографе "Поэму о 36", написанную им в августе 1924 года. Продолжая после "Песни о великом походе" дальнейшую работу над историко-революционной темой, Есенин создает поэму, героями которой являются революционеры, узники Шлиссельбурга, идущие затем по этапу, в Сибирскую ссылку и каторгу. Но их дух не сломлен. Они продолжают вести борьбу с царизмом в побеждают:
Их было тридцать
Шесть.
В камере негде
Сесть.
В окнах бурунный
Вспург.
Крепко стоит
Шлиссельбург,
Песнь.
Их было тридцать
Шесть.
В каждом кипела
Месть.
И каждый в октябрьский
Звон
Пошел на влюбленных
в трон.
Чтоб навсегда их сместь.
........................
Теплая синяя
Весь,
Всякие песни
Есть...
Над каждым своя
Звезда...
Мы же поем
Всегда:
Шесть.
Эти строфы "Поэмы о 36" стали для Есенина как бы теми первыми поэтическими "завязями", теми определяющими эмоциональными вехами, которые в дальнейшем во многом задали высокий романтический настрой его "Балладе о двадцати шести". Опыт работы над "Песнью о великом походе" и особенно "Поэмой о 36", несомненно, способствовал созданию Есениным "Баллады о двадцати шести" в такие сжатые, кажущиеся фантастическими, сроки.
При этом важно подчеркнуть: в "Балладе о двадцати шести" для Есенина главное не история, а современность, показ результатов героической борьбы бакинских комиссаров за свободу людей труда. Ради этого светлого будущего родины они отдали свои прекрасные жизни. Вот почему они бессмертны и всегда с нами, в наших сердцах, нашей памяти. Мысль эта заглавная в "Балладе..." В этом ее окрыляющий революционный пафос.
Тихо "рокочет" свою вечную "песнь жизни" ночное море, и так же тихо и раздумчиво в какое-то мгновение начинает звучать немного глуховатый, встревоженный голос поэта:
Ночь как будто сегодня
Бледней.
Над Баку
26 теней.
Теней этих
26.
О них наша боль
И песнь.
"Оживают" великие тени бакинских комиссаров. Глубоким смыслом наполнен их взволнованный разговор-диалог, который они "ведут" между собой:
То не ветер шумит,
Не туман.
Слышишь, как говорит
Шаумян:
"Джапаридзе,
Иль я ослеп,
У рабочих хлеб.
Нефть - как черная
Кровь земли.
Паровозы кругом...
Корабли...
И во все корабли,
В поезда
Вбита красная наша
звезда".
Весть.
Джапаридзе в ответ:
"Да, есть.
Это очень приятная
Весть.
Значит, крепко рабочий
Класс
Держит в цепких руках
Кавказ".
Несомненно, здесь, в этих строках, кульминация "Баллады". Это удачный, смелый художественный "прорыв" поэта в будущее. И будущее это теперь для него реально. Ленин, его революционные соратники и ученики, такие же мужественные и стойкие, как двадцать шесть бакинских комиссаров,- вот кто прокладывал в многонациональной рабочей и крестьянской России этот путь в будущее.
Земля всех свобод.
Ураганом вскипел
Народ.
На империю встали
В ряд
И крестьянин
И пролетариат.
Там, в России,
Дворянский бич
Был наш строгий отец
Ильич.
А на Востоке
Здесь
26 их было,
26.
Появляясь в "Балладе..." дважды, эти чеканные, литые строки звучат как боевой, призывный рефрен, обращенный прежде всего к тем, кто продолжает великое дело бакинских комиссаров.
"Баллада о двадцати шести" заставляет нас невольно вспомнить призывные строки "Левого марша" Владимира Маяковского.
Есенин одним из первых вместе с В. Маяковским, Н. Асеевым и другими зачинателями советской поэзии создает достойный поэтический памятник славным сынам' революционного Азербайджана.
Подвиг 26-ти бакинских комиссаров волновал и всегда будет волновать поэтов нашей многонациональной литературы.
В том же номере "Бакинского рабочего" за 22 сентября 1924 года была напечатана и поэма Ник. Асеева "26. Памяти павших", датированная автором "Москва, сентябрь". В поэме шесть глав: "Вступление", "Путь", "Смерть", "Кто предал", "Кто убил", "Заключение". Обращаясь в конце к бакинским комиссарам, к их памяти, Ник. Асеев взволнованно говорит:
в вашу честь;
Эта песня о вас,
Двадцать шесть,
Эта слава,
знаю, еще слаба,
Это голос
проснувшегося раба.
.....................
Ваш последний шаг -
все звенит в ушах:
Той стране не пасть,
той стране цвести,
Где могила есть
двадцати шести!13
К теме 26-ти бакинских комиссаров обращается в это же время и Маяковский. В сентябре 1924 года поэт находится на Кавказе, в Грузии. Здесь он пишет свое известное стихотворение "Гулом восстаний, на эхо помноженным, об этом дадут настоящий стих, а я лишь то, что сегодня можно, скажу о деле 26-ти".
20 сентября, в шестую годовщину гибели бакинских комиссаров, в газете "Заря Востока" это стихотворение было опубликовано с авторским примечанием, что оно написано "в Тифлисе в первой половине сентября 1924 г.". Для Маяковского бакинские комиссары - это прежде всего славные сыны революционного Востока, те, кто первыми поднял на Востоке великое Ленинское знамя пролетарской революции. Пафос его стихотворения в утверждении интернационального значения подвига бакинских комиссаров для сегодняшней, современной борьбы пролетариев Востока с колониальным рабством.
Никогда,
никогда
ваша кровь не остынет,-
Джапаридзе и Шаумян!
Окропленные
вашей кровью
пустыни
Красным знаменем
реют,
над нами шумя.
......................................
Вчера -
20.
Сегодня -
100.
Завтра
миллионом станем!
Вставай!
Подымайся,
трудовой Восток,
Единым,
красным станом!
"26. Сборник поэм и стихов памяти 26-ти бакинских комиссаров". На обложке - имена авторов, чьи произведения составили эту книгу: Д. Бедный, Н. Асеев, С. Есенин, В. Маяковский и далее бакинские поэты: М. Юрин, Б. Серебряков, М. Данилов, Ю. Фидлер (в таком порядке стихи и поэмы были помещены в сборнике).
Стихи "26" из этого сборника неоднократно звучали на митингах и вечерах памяти бакинских комиссаров, звучали на этих встречах и строки есенинской "Баллады...". "Помню,- рассказывает П. И. Чагин,- с каким вдохновением Сергей Есенин читал эту свою знаменитую "Балладу..." у памятника двадцати шести и какой бурной овацией наградили его бакинские рабочие"14. Многих взволновал поэт своим выступлением у памятника "26". "Голос Есенина,- вспоминает один из бакинцев,- несся над толпой, собравшейся у памятника, над домами, с которых свешивались восточные ковры. Негромкий, удивительно выразительный, этот голос как бы воздвигал другой поэтический, памятник двадцати шести погибшим комиссарам"15.
"Баллада..." положила счастливое начало активному выступлению Есенина в 1924-1925 годах на страницах "Бакинского рабочего".
На следующий день после ее опубликования, 23 сентября 1924 года, в газете под общей шапкой "Стихи Сергея Есенина" были напечатаны "Отговорила роща золотая..." и "Сукин сын" ("Снова выплыли годы из мрака..."). Это была первая публикация ныне известнейших есенинских стихов.
В том же номере газеты сообщалось о предстоящей встрече Есенина с бакинскими рабочими писателями: "В среду в 6 часов вечера в Черном городе, в клубе им. Пятакова, состоится собрание рабочих писателей и поэтов с участием поэта Сергея Есенина, находящегося в настоящее время в Баку. Повестка дня: читка стихов Есенина автором".
На следующий день, 24 сентября, в "Бакинском рабочем" под той же рубрикой - "Стихи Сергея Есенина" - впервые печатается программная "маленькая поэма" Есенина - "Русь советская".
25 сентября 1924 года газета вновь под рубрикой "Стихи С. Есенина" публикует стихотворения "Пушкину", "Этой грусти теперь не рассыпать..." В этом же номере "Бакинского рабочего" была помещена статья о творчестве поэта, озаглавленная "Сергей Есенин". "У Есенина - истинный и глубокий талант",- отмечает автор статьи и подчеркивает: "Самое удивительное в Есенине - это синтез Блока, Клюева и Маяковского. Многое взял он у своих предшественников и учителей. Взял и выплавил новый металл, горящий, искрящийся". Автор убежден, что "Есенин пойдет туда, где жизнь и живые люди". Этими словами он заканчивает свои размышления о поэте.
26 сентября 1924 года на страницах "Бакинского рабочего" опять появляется рубрика "Стихи Сергея Есенина" и печатается впервые "Низкий дом с голубыми ставнями..."
29 сентября 1924 года все под той же рубрикой - "Стихи Сергея Есенина" - впервые была напечатана "Страна негодяев" (отрывок из драматической поэмы). Это был знаменитый монолог Рассветова.
За неделю "Бакинским рабочим" опубликовано восемь стихотворений С. Есенина. И каких! "Баллада о двадцати шести", "Русь советская", "Отговорила роща золотая...", "Пушкину". Подлинный праздник русской советской поэзии в Азербайджане! Трудящиеся республики имели широкую возможность ознакомиться с творчеством Сергея Есенина.
"Бакинский рабочий" в дальнейшем продолжает регулярно печатать стихи и поэмы Есенина. В газете были опубликованы впервые: "Я иду долиной. На затылке кепи..." "Спит ковыль. Равнина дорогая...", "Письмо деду", "Шаганэ ты моя, Шаганэ...", "Неуютная жидкая лунность...", "Синий май, заревая теплынь..." - всего сорок шесть стихотворений и поэм.
1 и 3 мая 1925 года в газете "Бакинский рабочий" впервые была напечатана поэма "Анна Снегина", ставшая ныне классикой советской литературы.
"Бакинский рабочий" не только печатает стихи поэта. Газета рассказывает читателям о встречах Есенина с рабочими нефтяных промыслов, писателями, журналистами, студентами. Так, 3 октября 1924 года в "Бакинском рабочем" сообщалось о выступлении поэта в Азербайджанском Государственном университете. "Сегодня,- говорилось в заметке "Вечер Сергея Есенина",- культпросветом АГУ в студенческом клубе имени "Сабира" устраивается вечер стихов поэта Сергея Есенина...
Широко известное всей читающей публике имя Сергея Есенина достаточно говорит за себя и дает уверенность в том, что весь литературный и любящий литературу Баку будет представлен на этом вечере полностью.
Сергей Есенин прочтет свои новые стихи и поэмы, являющие значительный перелом в его творческих настроениях и ряд крупнейших достижений в области поэтической формы".
6 октября 1924 года газета поместила отчет об этом вечере. Начинался он с полемического рассуждения о том, что "Можно считать творчество Есенина нужным или ненужным, созвучным или несозвучным нашему времени, можно спорить о совершенстве его мастерства и значительности его достижений, можно называть его упадочником и попутчиком...
Но немыслимо остаться равнодушным к звонкой простоте его стихов, чарующих неподдельной искренностью, доходящей до смелой откровенности, волнующих безудержной русской удалью... Удалью даже в тоске, которая у Есенина никогда не переходит в нытье, не звучит надрывно...
Есенин - дикий ветер русского духа, одинаково способный ломать, ласкать и бродить, но даже и в бессмысленном разгуле своем таящий некий первобытный разум, которого нельзя не почувствовать, в котором есть много дельного и здорового. Того, что нужно нам сейчас".
. Далее автор отмечал: "Публика, преимущественно молодежь, как литературная всех толков и направлений, так и нейтральная, тесно набилась в "клуб Сабира" и встретила Есенина тепло". Из прочитанных произведений "наибольший успех" наряду с другими стихами имела "Русь советская".
"Песнь о великом походе". Наоборот, он писал, что эта поэма, "прочитанная по вырезке, пропала совсем" и что этой "вещи, явно не сделанной еще (!!!), совсем читать не следовало". Вместе с тем, замечает автор статьи" "очень жаль, что не была прочитана четкая и красивая "Поэма о 36".
Были в Баку у Есенина и другие знаменательные встречи.
Весной в Азербайджан на гастроли приехал Московский художественный театр. Приехали Станиславский, Качалов; с последним Есенин встречался еще в Москве, тогда же написал свои взволнованные, наполненные светлой грустью стихи "Дай, Джим, на счастье лапу мне..." Со Станиславским поэт встретился впервые в Баку, беседовал, читал стихи. Мхатовцы в тот вечер играли "Царя Федора". "Я... привел Есенина за кулисы, в нашу уборную,- рассказывает Качалов. - Познакомил со Станиславским. У Есенина в руке несколько великолепных чайных роз. Пальцы раскровавлены... Это я вам, об шипы накололся, пожалуйста",- поднес нам каждому по два цветка... Я ушел на сцену кончать последний акт "Царя Федора". Возвращаюсь... Станиславский, сощурив глаза, с любопытством рассматривает и внимательно слушает. Есенин - уже без всякого звука - хриплым шепотом читает стихи..."16
Еще до встречи с Качаловым и Станиславским, 7 апреля 1925 года, Есенин опубликовал стихотворение "Собаке Качалова" в "Бакинском рабочем".
Но, пожалуй, самым главным явилось то, что "в Баку Есенин, едва ли не впервые, близко видит деятелей и мечтателей социалистической нови. На Есенина бакинского периода, несомненно, оказала влияние личность Кирова. Когда Киров всходил на трибуну - невысокий, коренастый, в скромной куртке военного покроя,- он казался небольшим, почти незаметным...
как бы вырастал, поднимался над трибуной..."17
О встречах Есенина с Кировым и Фрунзе, с рабочими бакинских нефтепромыслов, партийными и хозяйственными руководителями республики много интересного и поучительного мы узнаем от П. И. Чагина.
"Одним из самых примечательных дней в бакинский период жизни Сергея Есенина,- отмечает он в своих воспоминаниях,- был день 1 мая 1925 года.
Первомай того года мы решили провести необычно. Вместо общегородской демонстрации организовали митинги в промысловых и заводских районах, посвященные закладке новых рабочих поселков, а затем - рабочие, народные гуляния. Взяли с собой в машину, где были секретари ЦК Азербайджана, Сергея Есенина. Он не был к тому времени новичком в среде бакинских нефтяников. Он уже с полгода как жил в Баку. Часто выезжал на нефтепромыслы, в стихию которых, говоря его словами, мы его посвящали. Много беседовал с рабочими, которые знали и любили поэта. Есенина на маевке встретили как старого знакомого. Вместе с партийными руководителями ходил он по лужайкам, где прямо на земле, на молодой весенней траве, расположились рабочие со своими семьями, читал стихи, пел частушки.
После этого поехали на дачу в Мардакьянах, под Баку, где Есенин в присутствии Сергея Мироновича Кирова неповторимо задушевно читал новые стихи из цикла "Персидские мотивы".
"Почему ты до сих пор не создал Есенину иллюзию Персии в Баку? Смотри, как написал, как будто был в Персии. В Персию мы не пустим его, учитывая опасности, которые его могут подстеречь, и боясь за его жизнь. Но ведь тебе же поручили создать ему иллюзию Персии в Баку. Так создай! Чего не хватит - довообразит. Он же поэт, да какой!"
"Огромное впечатление,- отмечает П. П. Чагин,- произвела на Есенина эта встреча с Сергеем Мироновичем"18.
О том, сколь все это было важно для поэта, как все это согревало его сердце и душу, рассказывает один из участников встречи с рабочими-нефтяниками: "... Есенин... переходил от группы к группе, оживленный, разговорчивый, поднимая тосты за рабочих, принимая тосты за поэзию.
Тонкие морщинки у щек разгладились, на бледные губы легла улыбка. Казалось, Есенин, озябший в своем уединении, грелся среди людского множества у праздничных костров человеческого тепла.
Киров дружелюбным, умным, чуть насмешливым взглядом следил за весенним походом поэта в "Массы"...19
их - "1 Мая". С доброй, веселой улыбкой ведет поэт свой праздничный "репортаж":
Я видел праздник, праздник мая -
И поражен.
Готов был сгибнуть, обнимая
Всех дев и жен.
На чье-то "хны",
Что в солнечной купались пряже
Балаханы?
Ну как тут в сердце гимн не высечь,
Гуляли, пели сорок тысяч
И пили тож.
Стихи! Стихи! Не очень лефте!
Простей! Простей!
И за гостей.
И, первый мой бокал вздымая,
Одним кивком
Я выпил в этот праздник мая
Второй бокал, чтоб так, не очень
Вдрезину лечь,
Я гордо выпил за рабочих
Под чью-то речь.
Как некий хан,
За то, чтоб не сгибалась в хрипе
Судьба крестьян.
Пей, сердце! Только не в упор ты,
Вот почему я пил четвертый
Лишь за себя.
5 мая 1925 года это стихотворение Есенина было напечатано в "Бакинском рабочем" - газете, редакция которой стала для Есенина поистине родным домом.
"Дружище Сергей, крепись и дальше. Что пишешь? Персидские мотивы продолжай, невредно, но работай над ними поаккуратней, тут неряшливость меньше всего уместна,- замечает дружески в одном из писем к Есенину П. И. Чагин. - Вспомни уклон в гражданственность, тряхни стариной - очень неплохо было бы, чтобы соорудить что-нибудь в честь урожая, не браваду и не державинскую оду, а вещь, понимаешь?"20
"Бакинском рабочем" писатель Владимир Швейцер справедливо указывает, что "Для литературных околоточных того времени Есенин был только "упадочным" поэтом с сомнительным имажинистским прошлым. Для "Бакинского рабочего" это был ценный постоянный сотрудник - стихи его печатались рядом с передовыми статьями и фельетонами"21.
В свое время (в 1923 г.), вернувшись из поездки в Европу и Америку, Есенин в очерке "Железный Миргород", рассказывая о технических достижениях американцев, указывал, что "нужно пережить реальный быт индустрии, чтобы стать ее поэтом. У нашей российской реальности пока еще, как говорят, "слаба гайка", и потому мне смешны поэты, которые пишут стихи по картинкам плохих американских журналов".
Теперь, находясь в Баку, поэт не только сталкивается и переживает "реальный быт индустрии", он стремится воспеть "индустриальную мощь", рождающуюся на древней азербайджанской земле. Осенью 1924 года он писал в "Стансах":
Дни, как ручьи, текут
В туманную реку.
Как буквы на бумаге.
Недавно был в Москве,
А нынче вот в Баку.
В стихию промыслов
"Смотри,- он говорит, -
Не лучше ли церквей
Вот эти вышки
Черных нефть-фонтанов.
Воспой, поэт,
Что крепче и живей".
Нефть на воде,
Как одеяло перса,
Рассыпал звездный куль.
Но я готов поклясться
Чистым сердцем,
Что фонари
Я полон дум об индустрийной мощи,
Я слышу голос человечьих сил.
Довольно с нас
Небесных всех светил -
Устроить это проще.
Уже в те годы Баку становится одним из индустриальных форпостов молодой Советской республики на Востоке.
К широко известным тогда в стране промыслам Азнефти было приковано внимание всего Союза. Многие ведущие писатели приезжали тогда в Баку и писали о знаменитых нефтепромыслах. Одним из первых среди них был Есенин.
В 1926 году в Баку, на промыслах Азнефти, побывал Маяковский, а спустя два года - Горький. Оба они помнили и знали дореволюционный "черный город". Им было с чем сравнить, сопоставить настоящее и прошлое Баку.
"По Союзу Советов". Он приезжает в Баку в июле 1928 года. До этого, указывает он в "Очерках", "в Баку я был дважды: в 1892 и в 1897 годах"22. Тогда, подчеркивает Горький, "нефтяные промыслы остались в памяти моей гениально сделанной картиной мрачного ада...
Весь день, с утра до ночи, я ходил по промыслу в состоянии умопомрачения. Было неестественно душно, одолевал кашель, я чувствовал себя отравленным... И земля, и все на ней, и люди - обрызганы, пронизаны темным жиром, всюду зеленоватые лужи напоминали о гниении, песок под ногами не скрипел, а чмокал... Всюду суетятся рабочие: тюрки, русские, персы роют лопатами карьеры... перетаскивают с места на место длинные трубы... Рабочие вызывали впечатление полупьяных; раздраженно, бесцельно кричали друг на друга...
Среди хаоса вышек прижимались к земле наскоро сложенные из рыжеватых и серых неотесанных камней длинные, низенькие казармы рабочих... Я никогда не видел так много всякой грязи и отбросов вокруг человеческого жилья, так много выбитых стекол в окнах и такой убогой бедности в комнатах, подобных пещерам"23.
Потрясенный этой картиной "мрачного ада" старых бакинских нефтепромыслов, Горький вспоминает, что после всего виденного он "ушел в поле очумевшим, испытывая анархическое желание поджечь эти деревянные пирамиды, пропитанные черным жиром земли, поджечь, чтоб сгорели не только пруды темно-оливковой масляной грязи в карьерах, но воспламенился весь жар в недрах земли и взорвал, уничтожил Сураханы, Балаханы, Романы, всю эту грязную сковороду, на которой кипели, поджаривались тысячи измученных людей"24.
"хозяин" - рабочий класс, который отныне и навсегда "крепко... держит в цепких руках Кавказ".
"Едем... по территории промыслов,- рассказывает Горький,- я оглядываюсь и, разумеется, ничего не узнаю,- сильно разрослись промысла, изумительно широко! Но еще более изумляет тишина вокруг. Там, где я ожидал снова увидеть сотни выпачканных нефтью, ненормально возбужденных людей,- люди встречаются редко... Рабочих, облитых черным жиром, не видно нигде, и нет нигде жилищ доисторического вида"25. Вместо них "в Сураханах, Валаханах, Романах" Горький увидел новые прекрасные рабочие поселки Азнефти. "Эти маленькие города,- замечает Алексей Максимович,- построены умными людьми". "Почти каждый дом имеет свою архитектурную физиономию, и это... делает поселки удивительно веселыми... Широкие бетонированные улицы, водопровод, канализация, площадки для игр детей. В каждом поселке семьи тюрков живут обок с русскими семьями, дети воспитываются вместе, и это возбуждает надежду, что через два десятка лет не будет ни тюрков, ни русских, а только люди, крепко объединенные идеей всемирного братства рабочих"26.
В Баку Горький побывал на первых морских нефтепромыслах, где задолго до ныне знаменитых "Нефтяных камней" велась разведка и добыча нефти.
"... Мы - на Били-Эйбате, где люди отнимают у моря часть его площади для того, чтоб освободить из-под воды нефтеносную землю. Каменная плотина обрезала у Каспия большой кусок, образовала тихий пруд, среди него дерзко возвышаются клетки буровых вышек"27"фантастики я видел уже немало на Днепрострое, в Москве, здесь (в Баку. - Ю. П.),- как всюду,- ее воплощают в железо, она превращается в мощную реальность, говорит о величии разума и о том, что недалеко время, когда рабочий класс Европы тоже почувствует себя единственным законным владельцем всех сокровищ земли и начнет вот так же работать на себя, как начали эту работу в Союзе Советов..." И далее, как главная мысль, как окончательное заключение писателя из всего того, что видел, о чем думал, с чем теперь встретился на бакинской земле: "Баку - неоспоримое и великое доказательство успешности процесса строения государства рабочих, создания новой культуры..."28.
И вот что писал, побывав в Баку, Маяковский.
"Баку я видел три раза.
Первый - восемнадцать лет назад. Издали... Второй раз я видел Баку в 13-м. Несколько часов - от лекции до поезда. Меня повели смотреть город...
- Нельзя ли на промысла?- заикнулся я.
"29.
Совсем по-иному относились бакинцы к нефтепромыслам теперь. Это были их нефтепромыслы. Они гордились теми огромными изменениями и социалистическими преобразованиями, которые свершались на их глазах и которые они творили сами. Маяковский сразу же ощутил это в свой третий приезд в Баку в начале 1926 года. Он рассказывает о том, как первый же встречный спросил его:
"- Вы видали промысла?
Второй:
- Вы уже были в черном городе?
- Вот побывайте на заводе Шмидта...
- Посмотрите ленинские..."30
И Маяковский побывал на нефтепромыслах, беседовал и встречался с работниками Азнефти. Увиденное взволновало, а точнее сказать, потрясло его своим индустриальным размахом, масштабностью содеянного. Выразительно, в "скупом" репортажном стиле, характерном для него, говорит он об этом в очерке:
"Черный город.
"Черный" стареет.
Сносятся мелкие отсталые заводики раньше конкурировавших фирм, и вся строительная энергия бросается на расширение, укрепление больших, по последнему слову оборудованных, заводов...
Вместо отечественных лачуг с паршивым "дымом отечества" выводятся и растут рабочие поселки, с домами в террасах с электричеством, на газе. В Разинском, в Романинском и Балаханском поселках уже исчезла чернота и дым.
И черный и белеющий город,- конечно, не случайность и не благотворительность. Это - отражение, это - продолжение способов добычи нефти.
В изумлении хожу по промыслам"31.
"снимайте галоши, выпустите кончики белого платочка и в кремовых (если хотите) брюках шагайте на сегодняшние промысла"32.
Обращаясь к дореволюционному прошлому нефтяного Баку, Маяковский подчеркивает, что когда "200 хозяев и хозяйчиков конкурировали, дрались и расхищали нефть на этом маленьком клочке земли.
Расхищали потому, что рвачески выбиралась нефть...
До революции попробовали глубокие насосы и бросили - слишком долгий способ. Сразу разбогатеть веселее. Осталось 10-12 часов"33. Теперь же, отмечает Маяковский, "Глубоких насосов 1200, и гордостью стоит тысячная "вышка", оборудованная в честь XV бакинской партконференции. Это из общего количества 2350 работающих вышек. Еще полторы тысячи скважин ждут своей очереди"34.
То, что так взволновало, искренне поразило и обрадовало при встрече с Баку Советским Горького и Маяковского, что наполнило гордостью их сердца и на что они так восторженно-увлеченно откликнулись живым писательским словом в своих очерках,- все это по-своему испытал и пережил Есенин.
Именно от встречи с бакинской социалистической новью, которая позднее так потрясла Горького и Маяковского, приходит окончательное прозрение и к Сергею Есенину.
Здесь, в Баку, он, пожалуй, впервые так явственно ощутил путь своей родины в будущее.
Неоднократно Есенин говорит об этом в кавказских стихах. Следует выделить стихотворение "Неуютная жидкая лунность...", написанное в Баку. 25 мая 1925 года оно было напечатано в "Бакинском рабочем". Стихотворение это наглядно раскрывает нам глубину исторического мышления поэта, его гражданскую позицию, зрелость художественного метода:
И тоска бесконечных равнин,-
Вот что видел я в резвую юность,
Что, любя, проклинал не один.
По дорогам усохшие вербы
Ни за что не хотел я теперь бы,
Чтоб мне слушать ее привелось.
Равнодушен я стал к лачугам,
И очажный огонь мне не мил,
Я за бедность полей разлюбил.
Мне теперь по душе иное...
И в чахоточном свете луны
Через каменное и стальное
Полевая Россия! Довольно
Волочиться сохой по полям!
Нищету твою видеть больно
и березам и тополям.
Может, в новую жизнь не гожусь,
Но и все же хочу я стальною
Видеть бедную, нищую Русь.
И, внимая моторному лаю
Ни за что я теперь не желаю
Слушать песню тележных колес.
Как глубоко и самозабвенно надо было любить Родину, какую чистую, широкую душу надо было иметь, чтобы сказать так мужественно о себе и так проницательно о будущем России!
В кавказских стихах Есенин с болью окончательно прощается со старой, нищей, патриархальной Русью. Всем сердцем теперь Есенин принимает и готов воспеть иную красоту - красоту рождающейся "стальной Руси", ибо за ней - будущее. И это для поэта становится все более очевидным. Вместе с тем Есенин ни на йоту не поступается в стихах до конца своей жизни любовью к "рязанским раздольям", красоте родной земли. И в этом нет никакого противоречия. Оно - кажущееся. Ибо человек и природа, человек и родина - вечные темы поэзии. В наши дни об этом прекрасно сказал Александр Твардовский в стихотворении "Разговор с Паруном". Людям нужна "и та, и та" красота: и красота могучего ангарского падунского порога, и красота могучей Братской плотины, усмирившей стремительный бег великой сибирской реки.
красоту души русского человека, красоту русского слова, русской песни, вместе с тем сумел смело заглянуть в будущее "стальной Руси", сумел рассказать в стихах о новой красоте, рожденной Октябрем, о красоте подвига восставшего, революционного народа, рассказать о тех первых, самых трудных шагах по пути к коммуне народов бывшей царской России, рассказать о социалистической нови, которая с особой реальностью и пафосом так счастливо открылась сердцу поэта в Баку.
Примечания
1 С. Есенин. Русь советская. Стихи. Баку, Кооперативное изд-во "Бакинский рабочий", 1925.
2 С. Есенин. Страна Советская. Тифлис, изд-во "Советский Кавказ", 1925.
3 П. Чагин. Предисловие. - См.: С. Есенин. Русь советская. Баку, Кооперативное изд-во "Бакинский рабочий", 1925, стр. 4.
4 "Письмо к женщине" написано на Кавказе, напечатано впервые 21 ноября 1924 года в газете "Заря Востока".
5 А. Воронский. На разные темы. - Альманах "Наши дни", М., 1925, № 5, стр. 305.
6 А. Воронский. На разные темы. - Альманах "Наши дни", М., 1925, № 5, стр. 305-306.
7 А. Воронский. На разные темы. - Альманах "Наши дни", М., 1925, № 5, стр. 306.
8 А. Крученых. Лики Есенина. М., 1926, изд. автора. стр. 18.
9
10 Георгий Устинов. Сергей Есенин и его смерть. - "Красная газета". Веч. выпуск. Л., 1925, 29 декабря, стр. 4.
11 П. И. Чагин. Сергей Есенин в Баку. - См. "Сергей Есенин. Исследования, мемуары, выступления". М., "Просвещение", 1967, стр. 252-253.
12 См. "26. Сборник поэм и стихов памяти 26-ти бакинских комиссаров", Баку, 1928, стр. 16.
13 См. "26. Сборник поэм и стихов памяти 26-ти бакинских комиссаров", Баку, 1928, стр 14-15.
14 "Воспоминания о Сергее Есенине". М., "Московский рабочий", 1965, стр. 414.
15 Владимир Швейцер. Песня. - В кн.: "Воспоминания о Сергее Есенине". М., "Московский рабочий", 1965, стр. 407.
16 В. И. Качалов. Встречи с Есениным. - В кн.: "Воспоминания о Сергее Есенине". М., "Московский рабочий", 1965, стр. 421-422.
17 Владимир Швейцер. Песня. - В кн.: "Воспоминания о Сергее Есенине". М., "Московский рабочий", 1965, стр. 405-406.
18 П. Чагин. Сергей Есенин в Баку. - В кн.: "Сергей Есенин. Исследования, мемуары, выступления". М., "Просвещение", 1967, стр. 254.
19 "Воспоминания о Сергее Есенине". М., "Московский рабочий", 1965, стр. 409-410.
20 Печатается по автографу, хранящемуся у сына поэта - Константина Сергеевича Есенина, любезно предоставившего нам данное письмо.
21 Владимир Швейцер. Песня. - В кн.: "Воспоминания о Сергее Есенине". М., "Московский рабочий", 1965, стр. 406.
22 М. Горький. Собр. соч. в 30-ти томах, т. 17, М., Госполитиздат, 1952, стр. 113.
23 М. Горький. Собр. соч. в 30-ти томах, т. 17, М., Госполит-издат, 1952, стр. 115 - 116.
24
25 М. Горький. Собр. соч. в 30-ти томах, т. 17, М., Госполит-издат, 1952, стр. 119.
26 М. Горький. Собр. соч. в 30-ти томах, т. 17, М., Госполит-издат, 1952, стр. 124.
27 М. Горький. Собр. соч. в 30-ти томах, т. 17, М., Госполит-издат, 1952, стр. 122.
28 М. Горький. Собр. соч. в 30-ти томах, т. 17, М., Госполит-издат, 1952, стр. 123.
29
30 Владимир Маяковский. Поли. собр. соч. в 30-ти томах, т. 7, М., Гослитиздат 1958, стр. 357-358.
31 Владимир Маяковский. Поли. собр. соч. в 30-ти томах, т. 7, М., Гослитиздат 1958, стр. 358.
32 Владимир Маяковский. Поли. собр. соч. в 30-ти томах, т. 7, М., Гослитиздат 1958, стр. 359.
33 Владимир Маяковский. Поли. собр. соч. в 30-ти томах, т. 7, М., Гослитиздат 1958, стр. 358 - 359.
34