120-летию со дня рождения Сергея Есенина
В ЕГО ГЛАЗАХ ПРОЗРЕНИЙ ДИВНЫХ СВЕТ
Сергей Есенин — «Божья дудка» —
Мессия, посланный судьбой,
Лихой, как сказочный каурка,
По нраву был бунтарь собой.
Илья Марин1
Сергей Есенин… Самое любимое поэтическое имя России XX века, да и наступившего нынешнего. «Достойный преемник пушкинской славы, в легендах ставший, как туман», он и его творчество, словно чудо природы, волнуют, будоражат душу любого русского, да и любого другого, хоть краешком прикоснувшегося к есенинскому огню. Между прочим, Сергей Александрович единственный из значительных поэтов, кто безоговорочно признан даже в уголовном мире. А «народом-языкотворцем» о своем, по выражению Владимира Маяковского, «забулдыге подмастерье» сказано, написано, создано мифов и легенд столько, что под грузом всего этого многопудья, право же, можно и задохнуться.
Так найдется ли гигант мысли, кто сможет дать объективную, верную оценку этому столпу, исполину, оказавшемуся в бурном, буйном потоке расплескавшейся русской реки — жизни?
Как-то сам Есенин, говоря о «солнце русской поэзии» Александре Сергеевиче, высказал удивительную вещь: «…чтобы до конца понять Пушкина, надо быть гением». Чтобы понять и оценить достойно Есенина, наверное, нужно тоже быть таковым. Кто из нас может претендовать на это?! Как же быть? Разве что пойти путем, какой подсказывал сам Сергей Александрович в одной из автобиографий, написав, что жизнь его в его стихах. Да и в известном произведении «Мой путь» он говорит: «Стихи мои, спокойно расскажите про жизнь мою». Этому и только этому можно верить. Верить самому Есенину, заявившему в порыве страсти даже такое:
Но! Вдумайтесь в заключительную следующую строку:
Вот это есенинская правда. Примем ее и тогда, вероятно, почувствуем русского нашего гения во всех взлетах, трансах и падениях, как почувствовал его в свое время простой деревенский паренек, ныне мой товарищ поэт Геннадий Пискарев:
Вот вам и «черный человек» во всей «красе», где
Что, не таков разве Есенин? Не он ли также решал порою:
Да… Не многим дана была возможность реагировать с пониманием на выбивающиеся из общей колеи поступки поэта Есенина. И особенно власть придержащим, о чем писал и сам бузотер:
Да, конечно: где «им» было подняться до той высоты, которую показал истинно русский человек Сергей Миронович Киров, объяснивший неимоверно точно причину гибели русского гения: «Знать, споткнулся он о подводный камень черствых человеческих душ». А ведь в Баку, когда там секретарствовал Киров, Есенин написал вот эти дерзкие, где-то нахально-вызывающие, но много объясняющие мир поэта, строки:
Есенин себе судья. И справедлив лишь его приговор себе. Вспомним на этот счет письмо А. С. Пушкина князю Вяземскому3: «Толпа… в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врёте, подлецы: он мал и мерзок не так, как вы — иначе…». Достойная отповедь есенинским прихлебателям, завистникам, друзьям в кавычках, типа Анатолия Мариенгофа, договорившегося в романе «Без вранья» (якобы без вранья) до того, что Есенин не любил деревню, то есть родину (О, Боже — авт.), что не знал он там, куда себя девать от зеленой тоски. До слез больно и горько слышать и читать такое. Как и видеть то, что происходит ныне на малой родине поэта в селе Константиново, в «стране березового ситца», где нынешние отморозки-нувориши в заповедных местах строят уроды-особняки, с шестиметровыми тюремными заборами, законопачивая солнце и приокские дали от восхищенных глаз, стремясь, видимо, в зародыше загубить тем самым, быть может, нарождающегося нового Есенина.
Вдвойне больно читать суждения о Есенине — олицетворении, не побоюсь этих слов, судьбы России, олицетворении ее видимого умирания и невидимого воскресения — таких, увы, утраченных величин, как Бунин Иван Алексеевич. Лауреат Нобелевской премии, создатель «Суходола», «Деревни», проникший, казалось бы, в самую сердцевину народной души, он напишет по кончине Есенина аж такое: «…Нам все мало. Еще подавай самородков. Вшивых русых кудрей и дикарских рыданий от нежности… нас опять тянет на сиводлай на самогон…»4. Эх, Иван Алексеевич, уж не уподобились ли вы тому самому сыну спокойному и нахальному, о котором сами же и писали с негодованием:
Великий русский писатель И. А. Бунин вот не воспринял русскую душу во всей ее и корявости, и святости, и широте, во взлетах и падениях, не воспринял новую эпоху России – России многострадальной, мученической, восходящей на Голгофу, как Христос, во имя спасения греховного человечества. Спасибо, что хоть антихриста Гитлера, в отличие от Дмитрия Мережковского, не просмотрел, Василия Теркина и его создателя оценил. Ну и об Есенине все же скупо, в скобках, но заметил как о стихотворце, способном от природы.
Всего лишь «способный»… И это о великом гражданине и патриоте! Есенин — жертва и символ непростого времени. Не эмигрировал в западный рай он, когда его родина оказалась в «огне и дыму» и «корчилась в судорогах», а пел. «Я пел, когда был край мой болен» (Русь советская). А мог бы ведь запросто забыть про «дым отечества», про деревню, «где у каждого мужика в избе спит телок на соломе или свинья с поросятами» — забыть при виде шикарных германских и бельгийских шоссе, по которым потом на огромном комфортабельном корабле — «побольше нашего Большого театра» — уезжал он с миллионершей женой Айседорой Дункан в «золотую Америку». Кстати, за два года пребывания там не написал он ни одного поэтического произведения. А написал путевой очерк под много говорящим заголовком «Железный Миргород». В этом городе нет места поэзии, душе, а, стало быть, и Богу. Америка внутри себя не верит в него, там некогда заниматься этой «чепухой».
«янки» куплено ценою гибели коренного народа: «Гайавату заразили сифилисом, опоили и загнали догнивать частью на болота Флориды, частью в снега Канады». Вот урок для России нынешней, утверждающей свой путь добросердечия и взаимопонимания.
Как же устроить жизнь свою, каким путем идти? Американским? Когда «ценности» насаждаются поныне кривдой и мечом, огнем и напалмом? А то и бомбардировками, включая атомные. Или все же по-русски? Когда даже побежденные «восточными варварами» вороги рукоплескали победителям. Забыли, что ли радужные цвета Победы над Европой в сорок пятом? Забыли, как целовали шпоры и копыта коня Александра I цивилизованные французы?
— крестный путь состраданья, любви, терпения и стойкости, путь добра и справедливости. Никто, а Есенин в первую очередь, не противопоставляет «вшивую Русь» западной цивилизации. Дело не во «вшивости» и плохих дорогах — кто же за них цепляется? Нужно строить дороги и хлев для свиньи и телка. Но Бога-то терять не надо при этом.
И разве не Есенин в свое время, будучи почти запрещенным некогда, но переписываемым от руки в нашей стране, заявлял: «Я полон дум об индустрийной мощи» (Стансы). Разве не он с кровавой слезой, но, как и его земляки — «брадачи», воспринял советскую Русь:
Или в «Сорокоусте»:
(Какая образность-то, а! — авт.)
Жеребенок не знает. Но знает и принимает это Есенин. Он принимает новый мир. Но, разумеется, не с оскалом золотого тельца, а с ликом божественным. Пишет: «Мне нравится цивилизация. Но я очень не люблю Америки. Америка — это тот смрад, где пропадает не только искусство, но и вообще лучшие порывы человечества. Если сегодня держат курс на Америку, то я готов тогда предпочесть наше серое небо и наш пейзаж: изба немного вросла в землю, прясло, из прясла торчит огромная жердь, вдалеке машет хвостом на ветру тощая лошаденка. Это не то, что небоскреб… зато это то самое, что растило у нас Толстого, Достоевского, Пушкина, Лермонтова …»5
И обрушивается со всею силою таланта на российских выродков, без чести, без совести и веры, запихивает их в «страну негодяев», где персонаж с хлесткой фамилией Чекистов (а на деле Лейбман — т. е. Л. Д. Троцкий), откровенно говорит о своих намерениях по отношению к русскому народу:
Понятно, с какой яростью, изяществом травили и травят до сих пор стоящие у власти лейбманы не поддавшегося им златокудрого леля, по сути, добровольно положившего свою золотую голову на плаху, как Иисус Христос.
И о богохульстве Есенина. Тоже урок нам, нынешним. Побезобразничал Сергей Александрович, что таить, немало. Однако, как и кумир его Пушкин (ко всему прочему автор небезызвестной скабрезно-богохульной «Гаврилиады»), в конце жизни пожелавший умереть христианином, раскаянно признался:
А за это надо платить. Есенин и заплатил. В полной мере искупил грех свой. И грех этот Церковью, похоже, отпущен. Не случайно ведь не столь давно во время очередной годовщины ухода поэта в мир иной народ наш скорбел о нем вместе со служителями храма Христа Спасителя в Москве под звон его колоколов. Церковь почтила раба Божьего Александра Есенина. В отличие от Швыдковского — министра культуры, отказавшегося печалиться о поэте во всероссийском масштабе, посчитавшего Есенина местечковым, всего лишь рязанского, а уж никак не мирового значения, поэтом. Как тут не вспомнить слова Надежды Вольпин6, брошенные в глаза христопродавцу Мариенгофу: «Его до конца не понять ни вам, Анатолий Борисович, ни мне. Он намного нас сложнее. Вот вы для меня весь как на ладони, да и я для вас, наверное, тоже… Мы с вами против него как бы только двухмерны. А Сергей… — Она задумалась. — Думаете, он старше вас на два года, а меня на четыре с лишком? Да нет, он старше нас на много веков!.. Его вскормила Русь, и древняя, и новая. Мы с вами — россияне, а он — русский»7. Вот так-то!
Шум вокруг великого сына России — бунтаря, уникального человека XX века — не умолкает уже более сотни лет. И не смолкнет, пока жива Россия, всемирно отзывчивая, способная принести себя в жертву ради блага других. Россия, утверждающаяся не мечом, а любовью, широкая («сузить бы» — Ф. М. Достоевский), бушующая, как река в разливе. Но ход истории России — Божьей слезы — веще запечатлен в «Повести временных лет» и свершается по воле Божьей. Русь способна к самоочищению, чего, конечно, никогда не понимали и не поймут наши рационалисты-партнеры («должны заковывать в бетон» — Есенин). С их ли аршином мерить Россию, в которую «можно только верить» (Ф. И. Тютчев). И нам, гражданам Российской Державы, не перед кем каяться, только перед собой.
— сознавать свое достоинство. А Русский мир неизбежно возвратится к Отцу, как заповедано в Святом писании в притче о блудном сыне. Не легок путь. Но его прошли уже лучшие сыны Отечества: генералы и солдаты, великие труженики заводов и пашен, наши святые, гении-пророки: Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Есенин, Рубцов… Имя им легион. Их стихи помогают глубже проникнуть в есенинскую суть и принять даже то Сергеево помраченное состояние, при котором «и шея тянется к петле». А в этой жизни «умереть не ново». Но всякий раз он «уходил из Англетера8, захлопнув за собою двери в наш новый мир». Уходил, и благодаря своей поэзии тоже. Ведь это он, «Божья дудка», оголенный нерв поэзии, воспевший всем существом поэта шестую часть земли с названьем кратким, провозгласил пронзительно:
«умники», есенинский феномен?
Оппоненты талдычат: Есенин читаем и почитаем, пока Русь больна. Вылечится — и не станет нужды в печальном плакальщике Есенине. Ой ли! Вспомним, как обозначил Сергей Александрович время смуты и перемен и время, за ним идущее:
Его ли тонкой, хрупкой, отражающей музыку небесных сфер душе не возрадоваться, не воспользоваться тишиной, наступившей «во лесной обители» — своей стране, не приветствовать «жизни денницу», когда «дымком отдает росяница на яблонях белых в саду» и когда так «прекрасна земля и на ней человек»9.
Ему ли, Есенину, было не знать слов своего учителя Пушкина: «Служенье муз не терпит суеты. Прекрасное должно быть величаво»10. Поэтому наш ответ: Есенин вечен, пока Бог с Сатаной борется, а поле битвы — сердца человеческие (по Достоевскому). И даже тогда есенинская поэзия будет востребована, когда, согласно откровению Иоанна Богослова, «после Апокалипсиса откроется новое небо и ничего уже не будет проклятого». Так что вечны строки, написанные кровью:
Но до «второго пришествия» (на то, видно есть воля Господня) будет Есенин за нас «рубцевать себя по нежной коже, кровью чувств ласкать чужие души». И пытаться обвенчать-таки на земле «розу белую с черной жабой» (Быть поэтом).
…Величайший лирик, чье поэтическое слово как бы и не слово вовсе, а божественная музыка, «Божья дудка» (повторим слова А. М. Горького), он будет с нами со всеми всегда — «оплеванный и избитый», интеллигентный и «зипунный», красивый и умный, наивный и дурной. Уж, извините, «Дух Божий витает, где хочет» (Евангелие).
Да, «это высшее в мире искусство». Но разве низшему учит Есенин? Разве не учил Пушкин уметь обуздывать гордыню и норов? Разве не к тому призывает род людской в «Нагорной проповеди» сам Иисус Христос?
Александр Киселёв
(академик Академии литературы,
главный редактор информационного бюллетеня «Президентский контроль» Администрации Президента РФ)