Сергей Есенин о народном искусстве: «орнамент - это музыка»
Л. Г. Савенкова
Федеральное государственное бюджетное научное учреждение «Институт художественного образования и культурологии Российской академии образования» 119121, г. Москва, ул. Погодинская, д. 8, корп. 1
Резюме: Имя С. Есенина известно многим, прежде всего, как поэта. Но у него есть замечательные, научные статьи, посвященные проблемам и явлениям народного эпоса и народного искусства. Он писал, что, как в стихах, сказках, былинах можно прочитать орнамент, так и в орнаменте можно увидеть поэтичекий и эпический текст. Эти образы тесно связаны непосредственно с жизнью, являются основой народных пословиц и поговорок, встречаются в загадках и мифах. «Не я выдумал эти образы, они были и есть основа русского духа и глаза, но я первый положил их основным камнем в своих стихах» - писал Есенин. Вся история развития и существования человечества связана с непосредственно с природой. Именно природа давала все необходимое для жизни человека, ее мотивы становились сюжетами творцов разных видов искусства.
Ключевые слова: поэт, этнологическая публицистика, народный эпос, крестьянское искусство, орнамент, образ и образность, сюжеты орнаментов, взаимодействие разных искусств.
В России трудно найти человека, которому не известно имя С. Есенина и, прежде всего, как поэта. Но у него есть совершенно замечательная и можно даже сказать, научная этнологическая публицистика, посвященная проблемам и явлениям народного эпоса и народного искусства. Хотелось бы выделить две его работы, где С. А. Есенин рассуждает о смысле, роли и значении крестьянского искусства: «Быт и искусство» (1920 г.) и «Ключи Марии» (1918 г.), в которых он описывает такое явление, как народный орнамент и не случайность окружающих крестьянина предметов и вещей в его быту. Есенин раскрывает это с позиций образности. Что вполне понятно, так как образ и образность для Есенина являют смысл и суть всей его поэзии. В названных статьях он рассматривает образ через орнамент, где есть что-то «огромное и разливчатое», «у которого есть возраст и эпоха».
Исследователи творчества С. А. Есенина и народного быта (Громыко М. М., Моленко Н. А., Стадницкий Г. В., Юдушкина О. В.) пишут, что Есенин не просто описывает, он исследует проблему, вычленяет в народном искусстве несколько видов образа:
Все эти образы можно встретить в поэтических произведениях Есенина, они же возникают и в характеристике орнамента, становясь одновременно содержанием и смыслом создаваемого украшения. Как в поэзии, так и в орнаменте у Есенина все подчинено определенному порядку, нет ничего лишнего, все на своем месте, все подчинено порядку - «сбруе слов».
Как в стихах, сказках, былинах можно прочитать орнамент, так и в орнаменте можно увидеть поэтичекий и эпический текст. Эти образы тесно связаны непосредственно с жизнью, являются основой народных пословиц и поговорок, встречаются в загадках и мифах (Гиляров, 1977: 3-10).
Наверное, не стоит уже в который раз говорить о том, что каждому народу, проживающему в определенной предметнопространственной природной среде, определенном климате и ландшафте свойственны свои виды народного мастерства, которые в полной мере зависят от того природного материала, с которым сталкивается мастер в жизни (дерево, камень, кость, глина, металл). Именно от этого природного явления появляются в украшении характерные для местности узоры, завитки, цветочные мотивы, цветовые решения орнамента, вышивки, аппликации. М. М. Громыко рассуждает об этом следующим образом «Духовный мир крестьянина был теснейшим связан с природой. Он прилагал свой труд в хозяйстве, максимально зависящем от местных ландшафтных особенностей климата, сезонных смен и даже повседневных перемен погоды, Весь его образ жизни органично включился в систему локальных природо-хозяйственных условий» (Громыко, 1989: 10).
Поэтому Есенин пишет: «Вглядитесь в календарные изречения Великороссии, там всюду строгая согласованность его с вещами и местом, временем и действием стихий. Все эти «Марьи зажги снега», «заиграй овражки», «Авдотьи подмочи порог» и «Федули сестреньки» построены по самому и наилучшему приёму чувствования своей страны». Есенин, выросший в сельской местности, бесконечно чувствовал красоту и своеобразие российского. Отсюда и многие его образные определения невозможно представить вне самого поэта. Его образы живые, они наполнены разумом, душой, например: «Луг художника только тот, где растут цветы святителя Пантелиимона».
«Русская деревня, в частности, накопила множество разнообразных конкретных данных о климате, свойствах почв, растений, животном мире, сформулировала множество достоверных примет о связи между повторяющимися природными явлениями, научились без помощи приборов делать краткосрочные и долгосрочные прогнозы. Крестьянство создало своеобразную народную энциклопедию сельскохозяйственного производства: календарь работ, приемы обработки почв, ухода за культурными растениями, способы содержания и выпаса скота» (Миненко, 1991: 4).
А. Н. Афанасьев (1826-1871) писал: «По самому характеру своего пастушеско-земледельческого быта человек всецело отдавался матери-природе, от которой зависело его благосостояние, все средства его жизни. Понятно, с каким усиленным вниманием должен был он следить за ее разнообразными явлениями, всматриваться в движение небесных светил, их блеск и потухание, прислушиваться к ударам грома и дуновению ветров, замечать вскрытие речки, распускание и цветение деревьев, прилет и отлет птиц. Живое воображение человека налету схватывало впечатления, посылаемые окружающим миром, старалось уловить между ними взаимную связь и отношения» (Афанасьев, 1859: 27-28).
Далее следует привести непосредственно оригинальный текст поэта с некоторыми сокращениями, поскольку лучше, содержательнее и краше сказать просто невозможно.
«Каждый вид мастерства в искусстве, будь то слово, живопись, музыка или скульптура, есть лишь единичная часть огромного органического мышления человека, который носит в себе все эти виды искусства только лишь, как и необходимое ему оружие.
Искусство - это виды человеческого управления. Словом, звуками и движениями человек передает другому человеку то, что им поймано в явлении внутреннем или явлении внешнем. Все, что выходит из человека, рождает его потребности, из потребностей рождается быт, из быта же рождается его искусство, которое имеет место в нашем представлении.
Понимая искусство во всем его размахе, я хочу указать моим собратьям на то, насколько искусство неотделимо от быта и насколько они заблуждаются, увязая нарочито в тех утверждениях его независимости.
Действие музыки, главным образом, отражается на крови. Звуки как-то умеют и беспокоить и усмирять ее. Эту тайну знали как древние заклинатели змей, играющие на флейтах, так бессознательно знают ее и по сей день наши пастухи, играя на рожке коровам. Недаром монголы говорят, что под скрипку можно заставить плакать верблюда. Звуки умеют привязывать и развязывать, останавливать и гнать бурей. Все это уже известно давно, и на этом давно уже построены определения песен героических, эпических, надгробных и свадебных.
наступает. Нет слова беспредметного и бестелесного, и оно так же неотъемлемо от бытия, как и все многорукое и многоглазое хозяйство искусства. Даже то искусство одежды, музыки и слова, которое совсем бесполезно, все-таки есть прямой продукт бытовых движений. Оно попутчик быта» (Есенин, 1962: 55-62).
Исследователь творчества С. А. Есенина, Стадницкий, пишет, что пословицы и приметы были первыми эмпирически заведенными человеком формулировками законов природы. Это связано с тем, что, по его мнению, «эмпирические (и метафорические) обобщения явлений природы людьми далекого прошлого представляли собой науку прошлого времени. Зачастую бывает трудно определить миф и образ от научного представления и предвидения. Таким образом, первой отраслью далекой от нас пранауки допустимо считать экологию, а жрецов, волхвов, предсказателей первыми учеными-экологами. То есть наши предки просто по условию были экологами-лириками. Иначе они просто не выжили бы. Так было всегда» (Стадницкий, 2001).
Поэтому, говоря словами С. Есенина: «Сажая под окном вербу или ветлу, или рябину, крестьянин, например, уже делает четкий и строгий рисунок своего быта со всеми его зависимостями от климатического стиля. Северный простолюдин не посадит под свое окно кипариса, ибо знает закон, подсказывающий ему причинностью вещей и явлений. Он посадит только то дерево, которое присуще его снегам и ветру. Вглядитесь в календарные изречения Великороссии, там всюду строгая согласованность его с вещами и местом, временем, действиям стихий» (Есенин, 1962: 55-62).
«Ключи Марии» через орнамент раскрыта образная природа всего народного искусства и жизнесуществования крестьянина, выявлен синтез и связь народного творчества с мировосприятием и мироощущениями жизни в тесной связи с природными закономерностями.
«Орнамент- это музыка. Ряды его линий в чудеснейших и весьма тонких распределениях похожи на мелодию какой-то одной вечной песни перед мирозданием. Его образы и фигуры какое-то одно непрерывное богослужение живущих во всякий час и всяком месте. Но никто так прекрасно не слился с ним, вкладывая в него всю жизнь, все сердце и весь разум, как наша древняя Русь, где почти каждая вещь через каждый свой звук говорит нам знаками о том, что здесь мы только в пути, что здесь мы только «избяной воз», что где-то вдали, подо льдом наших мускульных ощущений, поет нам райская сирена и что за шквалом наших земных событий недалек уже берег... (сокращения далее в тексте Л. Г. Савенковой)
тем самым прекрасным полотенцем, изображающим шелк и канву, то символическое дерево, которое означает «семью», совсем не важно.
В древности никто не располагал временем так свободно, как пастухи. Они были первые мыслители и поэты, о чем свидетельствуют показания Библии и апокрифы других направлений. Вся языческая вера в пересление душ, музыка, песня и тонкая как кружево, философия жизни на земле есть плод прозрачных пастушеских дум. Само слово пас-тух (пас дух, ибо в русском языке часто д переходит в ме в о, есень - осень, и а в я, аблонь -яблонь) говорит о каком-то мистически помазанном значении над ним. «Я не царь и не царский сын, - я пастух, а говорить меня научили звезды», - пишет пророк Амос. Вот эти-то звезды- золотая книга странника - и вырастили наше вселенское символическое древо.
Все от дерева- вот религия мысли нашего народа, но празднество этой каны и было и будет понятно весьма не многим. Исследователи древнерусской письменности и строительного орнамента забыли главным образом то, что народ наш живет больше устами чем руками и глазом, устами он сопровождает почти весь фигуральный мир в его явлениях, и если берется выражать себя через средства, то образ этого средства всегда конкретен. То, что музыка и эпос родились у нас вместе через знак дерева, - заставляет нас думать об этом не как случайном факте мистического утверждения, а как о строгом вымеренном представлении наших далеких предков. Свидетельство этому наш не поясненный и не разгаданный ни кем бытовой орнамент.
Все наши коньки на крышах, петухи на ставнях, голуби на князьке крыльца, цветы на постельном и тельном белье вместе с полотенцами носят не простой характер узорочья, это великая значная эпопея исходу мира и назначения человека. Конь как в греческой, египетской, римской, так и в русской мифологии есть знак устремления, но только один русский мужик догадался посадить его к себе на крышу, уподобляя вою хату под ним колеснице.... Это чистая черта скифии с мистерией вечного кочевья. «Я еду к тебе, в твои лона и пастбища», - говорит наш мужик, запрокидывая голову конька в небо. Такое отношение к вечности как родительскому очагу проглядывает и в символе нашего петуха на ставнях. Известно, что петух встает вместе с солнцем, он вечный вестник его восхода, и крестьянин не напрасно посадил его на ставню, здесь скрыт глубокий смысл его отношения и восприятия солнца. Он говорит всем проходящим мимо избы его через этот символ, что «здесь живет человека, исполняющий долг по солнцу. Как солнце разно встает и лучами-щупальцами влагает в поры земли тепло, так и я, пахарь, встаю вместе с ним опускать в эти отепленные поры зерна труда моего. В этом благословение моей жизни, от этих зерен сыт я и этот на ставнях петух, который стоит стражем у окна моего и каждое утро, плеском крыл и пением встречая выкатившееся из-за горы лико солнца, будит своего хозяина». Голубь на князьке крыльца есть знак осенения кротостью. Это слово пахаря входящему. «Кротость веет над домом моим, кто б ты ни был, войди, я рад тебе». Вырезав этого голубя над крыльцом, пахарь значением его предупредил и сердце входящего. Изображается голубь с распростертыми крыльями. Размахивая крыльями, он как бы хочет влететь в душу того, кто опустил свою стопу на ступень храма-избы, совершающего литургию миру и человеку, и как бы хочет сказать: «Преисполняюсь мною, ты постигаешь тайну моего сего», - и действительно, только преисполнясь, можно постичь мудрость этих избяных заповедей, скрытых в искусах орнамента. Если б хоть кто-нибудь у нас понял в России это таинство, которое совершает наш бессловесный мужик, тот с глубокой болью почувствовал бы мерзкую клевету на эту мужицкую правду всех наших кустарей и их предшественников. Он бы выгнал их, как торгующих из храма, как хулителей на святого духа...
музыки переплетаются кресты, цветы и ветви. Древо на полотенце - значение нам уже известное, оно ни на чем не вышивается, кроме полотенца, и опять-таки мы должны указать, что в этом скрыт весьма и весьма глубокий смысл.
Древо- жизнь. Каждое утро, встав от сна, мы омываем лицо свое водою. Вода есть символ очищения и крещение во имя нового дня. Вытирая лицо свое о холст с изображением древа, наш народ немо говорит о том, что он не забыл тайну древних отцов вытираться листвою, что он помнит себя семенем надмирного древа, и прибегая под покров ветвей его, окунаясь лицом в полотенце, он как бы хочет отпечатать на щеках своих хоть малую ветвь его, чтоб, подобно дереву, он мог осыпать себя шишки слов и дум и струить от ветвей-рук тень- добродетель. Цветы на постельном белье относятся к кругу восприятия красоты. Означают они царство сада или отдых отдавшего день труду на плодах своих. Они являются как бы апофеозом как трудового дня, так и вообще жизненного смысла крестьянина. ... И «отселе», выражаясь пушкинским языком, на видно «потоков рожденье».
Изба простолюдина - это символ понятий и отношений к миру, выработанных еще до него отцами и предками, которые неосязаемый и далекий мир подчинили себе уподоблениями вещам их кротких очагов. Вот потому-то в наших песнях и сказках мир слова так похож на какой-то вечно светящийся Фовор, где всякое движение живет, преображаясь. Красный угол, например, в избе есть уподобление заре, потолок- небесному своду, а матрица - Млечному Пути. … Обоготворение сил природы, выписанное лицо ветра, именем Стрибога или Борея в наших мифологиях земного шара есть не что иное, как творческая ориентация наших предков в царстве космических тайн. Это то же образ, который родит алфавит непрочитанной грамоты» (Есенин, 1962: 27-29).
В заключении хочется еще раз подчеркнуть мысль о том, что образы народного искусства тесно связаны непосредственно с жизнью, являются основой народных пословиц и поговорок, встречаются в загадках и мифах. Так и в произведениях С. Есенина природа - это источник вдохновения, «» - писал Есенин. Вся история развития и существования человечества связана с непосредственно с природой. Именно природа давала все необходимое для жизни человека, ее мотивы становились сюжетами творцов (сказителей, мастеров декоративно-прикладного искусства, художников, писателей, поэтов, композиторов).
Работа выполнена в рамках выполнения государственного задания Минобрнауки Российской Федерации по Проекту «Социокультурный портрет современного ребенка на разных этапах детства: возрастные и индивидуальные особенности формирования художественного восприятия и мышления», 27.7452.2017/БЧ (Номер для публикаций: 27.7452.2017/8.9).
Литература