С. Есенин и М. Бабенчиков
Михаил Васильевич Бабенчиков — искусствовед, театральный, литературный и художественный критик, писатель, поэт, художник — познакомился с Сергеем Есениным в Петербурге, в ту пору, когда о начинающем поэте в литературных салонах «говорили как о чуде». Есенин и Бабенчиков часто общались на литературных встречах у Кости Ляндау, Рюрика Ивнева, Володи Чернявского… Практически ровесники, юноши тогда увлекались Гоголем, Достоевским, Аполлоном Григорьевым. В Есенине отмечали сходство с Алешей Карамазовым: он был юн, розовощек, застенчив…
Встречи возобновились в 1922 году, перед самым отъездом Есенина за границу. Бабенчиков переехал в Москву, жил по соседству с Сергеем Городецким в Историческом проезде, возле самого Кремля. Есенин заходил к нему. Бабенчиков тоже бывал у Есенина на Пречистенке, в особняке Дункан. Дункан производила на гостя странное впечатление: «Глаза Айседоры, круглые, как у куклы, были сильно подведены, а лицо ярко раскрашено, и вся она выглядела такой же искусственной, как нелепа была и крикливо обставленная комната, скорее походившая на номер гостиницы, чем на жилище поэта». Айседора пригласила Бабенчикова послушать игру известного пианиста. Есенина в комнате не было. Когда Айседора, объясняя отсутствие Есенина, сказала, что он не любит музыки, Михаил Васильевич спросил, «знает ли она, что Есенин крупный поэт, стихи которого полны музыки». Ответ балерины Бабенчикова поразил: «Она ответила коротко и полувопросительно: «Да?» — тут же прибавив, что сама не может жить вне звучащей атмосферы. <…> стоило беседе замолкнуть, как она тотчас заводила граммофон или пробовала напевать что-то». Встреча получилась очень грустной. Сергей Александрович пошел провожать приятеля, сказал, что уезжает в Америку. В голосе звучали «искренние и больные нотки». Последний раз Бабенчиков видел поэта на Пушкинских торжествах в 1924 году. Есенин только что прочел стихи, посвященные А. С. Пушкину. «Возбуждение еще не покинуло его. Глаза лихорадочно блестели. Улыбнувшись мне своей прежней сияющей улыбкой, он сказал: «Камни души скинаю». С некоторых пор это выражение сделалось условным на нашем языке. Стоял тихий весенний вечер. На площади Страстного монастыря продавали цветы».