Эта загадочная Анна Снегина…
8 февраля 1929 года Музей Есенина (в лице Софьи Андреевны Толстой-Есениной) направил бывшей помещице, ныне служащей госучреждения, Лидии Ивановне Кашиной письмо следующего содержания: «Зная, что покойный поэт Сергей Есенин был хорошо Вам знаком ещё в раннем его детстве, не будете ли Вы любезны дать о нем свои воспоминания, хотя бы в кратком, сжатом виде для Музея его имени. Если Вы имеете фотографии Есенина, не откажите предоставить их Музею для снятия копии, подлинник будет Вам возвращён. Музей будет очень Вам благодарен за Вашу помощь в работе по собиранию материалов о жизни и творчестве Есенина. Хранитель Музея». Воспоминания написаны не были. Сохранилась конспективная запись рассказанного Л. И. Кашиной, выполненная рукой С. А. Толстой-Есениной: «Летом 1918 г. Есенин читал — «О, муза, друг мой гибкий…», «Зелёная причёска», «Ключи Марии», читал ей на пароходе, когда ехали в Москву — сентябрь-октябрь 1918 г. Хотел провести зиму восемнадцатого года в деревне, работать, читать, следить за жизнью и литературой, но переждать в деревне. Кашину выгнали из дома, пришли сведения, что отбирают дом в Москве. Она поехала в Москву, он поехал её провожать. Первое время жил у неё. Очень отрицательно <отзывался о происходящем> в разговорах с ней. Отношение к Кашиной и её кругу — другой мир, в который он уходил из своего и ни за что не хотел их соединять. Не любил, когда она ходила к ним. Рвался к другому <миру>. Крестьянской классовости в его отношении к деревне и революции она не чувствовала».
Отец Лидии Кашиной, владелец усадеб в Константинове и Белом Яре на противоположном берегу Оки, 7 ночлежных домов на Хитровке, Почётный гражданин Москвы, скончался в марте 1911 года. Похоронили его со стороны алтарной части Храма Казанской Божьей Матери в Константинове. Благодетеля сельчане не любили, хотя он и построил на селе школу, и украсил на свои средства Храм дубовым резным иконостасом: уж больно крутым нравом славился богатей. Наследниками ночлежных домов в Москве, двух поместий на Оке и огромной суммы денег стали его дети: Лидия и Борис. Кашина выкупила у брата причитающуюся ему часть поместья, и стала в нем единственной хозяйкой. Брат поселился через реку — в имении Белый Яр. В том же 1911 году Кашина приобрела и дом в Москве, в Скатертном переулке, 20. В доме было 11 комнат, на первом этаже — бильярдная. Тут у Кашиной позднее и гостил поэт Есенин. Молодая помещица стала приезжать в Константиново на 5 месяцев в году, с детьми Юрой и Ниночкой. И богатство, и красивый дом за высоким забором казались крестьянам раем. Меж собой звали молодую женщину «королевой», сочиняли небылицы о её загадочной жизни. Лида Кулакова окончила с отличием в 1904 году Александровский женский институт (на Новой Божедомке, 4/ул. Достоевского), созданный при Екатерининском институте благородных девиц. В Александровский институт принимали девиц недворянских сословий: дочерей мещан, купцов, обер-офицеров. Состоятельный отец снимал дочери и сыну пятикомнатную квартиру в Москве, на престижной Пречистенке, 40. В 1905 году там поселился и муж Лидии, Николай Павлович Кашин. Строгий, прижимистый отец планировал выдать дочь за ровню, но строптивая девушка влюбилась в скромного учителя словесности, выпускника Московского университета, и вышла за него, сломив волю родителя. К 1911 году Николай Павлович становится видным исследователем творчества драматурга А. Н. Островского. В числе первых после революции получает звание профессора. В 1929 году назначается ответственным секретарём комиссии по установке памятника драматургу у Малого театра. В браке родились сын Георгий и дочь Нина. Но с 1916 года супруги в браке не живут, а в 1918 году оформляют официальный развод. Ко времени знакомства с Есениным Лидия Ивановна свободна, образована, устраивает в поместье подобие литературного салона. Друзья мужа — её хорошие знакомые — Ефим Львович Янтарёв (Берштейн), поэт; Николай Михайлович Мешков, поэт; Иван Николаевич Худолеев, актёр Малого театра; Григорий Александрович Кожевников, директор Зоологического музея, профессор, большой любитель охоты, которой славятся окрестности поместья. Это люди солидные, творческие, ценящие искусство и, кажется, чуть-чуть влюблённые в молодую, образованную хозяйку салона. Она наслаждается красотами Константинова, красиво скачет верхом в синей амазонке в сопровождении приятелей и скромно слушает стихи, посвящённые ей. Поэт Янтарёв: «На груди твоей роза алеет// Ароматным и нежным огнём.// Это сердце моё пламенеет// И тоскует — не знаю, о чём». Профессор Кожевников: «В груди моей теснилися желанья,// Их холодом рассудка я смирял». Поэт Мешков: «О сладость деревенских дней // И светлый мир любви прекрасной!» А ещё молодой успешный поэт посвящает ей стихотворение «Зелёная причёска», где есть такие строки: «Прощай, моя голубка,// До новых журавлей». Он нежно сравнивает женщину с берёзкой… Лидия Ивановна состоит в переписке с двоюродным братом, морским офицером, Николаем Владимировичем Викторовым. С ним она делится сокровенными мыслями и событиями своей жизни… Похвасталась и стихотворением Есенина, в ответ прочитала возмущённое: «За такие слова, Лидочка, у нас по морде бьют!» Интересно, чем так задело бравого офицера именно это целомудренное стихотворение юноши, а не банальности более зрелых гостей литературного салона Лидии Кашиной? Что прочитал между строк этот строгий «критик», предположительный прототип Бориса из поэмы «Анна Снегина», тоже, видимо, чуть влюблённый в двоюродную сестру?
… Все отмерянные ей годы проработала она скромной машинисткой в различных учреждениях. Последнее место службы — Мясницкая, 20: дом с огромными окнами. Где-то в этом здании Лидия Ивановна стучала на машинке с латинским шрифтом в объединении «Союзстанкоинструмент». Отличалась, по воспоминаниям сотрудницы, особым изяществом, красиво говорила, красиво ела, красиво и скромно одевалась, красиво танцевала на праздничных вечерах коллектива, которые с удовольствием сама организовывала, приглашая артистов, поэтов, певцов. И никому ни словом не обмолвилась, что была знакома с поэтом Есениным, что стала прототипом Анны Снегиной… Читала ли она поэму? «Не знаю, зачем я трогал// Перчатки её и шаль…» Воспоминаний не оставила. Хотя, с её-то происхождением… Уже были написаны «Злые заметки» Н. Бухарина (1927). Время от времени ею интересовались органы: скорее, не ею, а фамильными ценностями, коих и не было у неё. В 1937 году три недели продержали Кашину в Бутырках. В конце июля того же года Кашина собиралась в отпуск. В Гурзуф. Говорила с улыбкой, что впервые едет отдыхать на заработанные деньги. Перед поездкой пошла к врачу, где обнаружили онкологическое заболевание. Вскоре она умерла.