Соседи
Дом в Богословском переулке так часто появляется на страницах воспоминаний о поэтах Есенине и Мариенгофе, что стал полноправным героем того интересного времени. Иногда даже чувствуешь эффект присутствия в его стенах. Воображение рождает картинку: большая комната, у эркерного окна стоит обеденный стол, заменяющий поэтам письменный, на столе чернильница — собственность С. Есенина, сквозь стекло окна чернильно синеет вечер, падает мягкий снег, на скатах крыш невысоких домов напротив — шапочки снега, кое-где по краю кошачьи следы… Уютная, тихая, творческая обстановка…
А ведь квартира-то была коммунальная! С осени 1919 по весну 1920 г. Сергей и Анатолий жили в квартире Карпа Короткова, их соседями были и сестра Короткова, Софья Григорьевна Зарифова (урожд. Короткова), учительница музыки, с дочерью. Дочь выросла, оставила воспоминания о тех днях: «В ту пору в квартире жила моя сверстница, мы подружились, и эту дружбу пронесли через всю жизнь. Детьми мы поделили наших героев: кому-то достался Есенин, кому-то Мариенгоф. Они часто отдавали нам свой недолгий досуг, играли в салки, гоняли вокруг стола своей большой пустой квартиры или в прятки. Мы были горды таким вниманием». Зоркий детский глазок приметил, а память навсегда зафиксировала многие события из жизни взрослых: и сжигание в печке книг издательства «Имажинисты» для обогрева холодной комнаты, и ссору С. Есенина с Зинаидой Райх, приехавшей с дочерью из Орла. «В ту пору моя мать была молода, — вспоминала Н. Зарифова, — она была красива, но я не понимала этого; насущные дни — голодные, холодные застилали нам понимание другого. Однажды, застав перед матерью Есенина на коленях, я была просто поражена («Чего это он выдумал?»). Мать тогда не думала о себе как о женщине, все было подчинено куску хлеба, а я как-то запомнила его реплику: «Надо более по-женски». Что подразумевалось? — лёгкая победа, привычная покладистость женщин? Только стоит перед глазами растерянное, недоумевающее лицо матери и Есенин, стоящий на коленях». Повзрослев, девочка прочитала стихи симпатичного соседа, и поняла, с кем лишь на мгновение свела жизнь её и маму: «Затем, когда Есенина не стало, я узнала его по его стихам, по тому прекрасному, что он оставил людям». 31 декабря 1925 года Москва хоронила своего поэта. Людей всех сословий объединило общее горе. 1 января 1926 года тихая учительница музыки сбивчиво и сумбурно доверила дневнику свою боль: «Мучительно ищу здесь строки Есенина. Нет, нет, не нахожу… Он умер героем, он сделал то высочайшее, умное, смелое, за что я полюбила его. А он жил около, но я не поняла его, он пришёл ко мне однажды, я почти вытолкала его. Это было в тяжёлые времена, когда мы все были скотами, когда я не чувствовала душу, забыла, что она во мне, не знала, что рядом самая близкая, самая родная душа. Так в жизни в этот раз, быть может, я упустила самое дорогое, самое нежное, самое безумное сердце». («Сергей Есенин в Богословском у Карпа Короткова»/новые материалы// Радуница-5).
«Беднота» юная Елена Кононенко с прелестным личиком фарфоровой куклы. Поселилась она в коммунальной квартире на правах гражданской жены заместителя ответственного редактора газеты Михаила Семеновича Грандова, горячего поклонника поэзии Сергея Есенина. Ещё шестнадцатилетней девушкой Лена зашла в книжную лавку «Московской Трудовой Артели Художников Слова» и показала тетрадку своих стихов любимому поэту — Есенину, стоявшему за прилавком. Есенина озадачил псевдоним хорошенькой девушки: «Неплохо. Но почему Гамсун? Как ваша фамилия?» И вот она живёт в одной квартире со своим кумиром! Как-то утром, когда Бениславская ушла на работу, Елена сбегала в цветочный ларёк и вернулась с охапкой васильков. Тихонько пробралась в комнату, где спал Есенин, и разложила цветы на подушке и одеяле спящего. Не удержалась — позвала соседку, Соню Виноградскую. «На подушке, залитой солнечными лучами, — вспоминала Софья, — утопая в васильках, обрамлённая воротом шёлковой рубашки, лежала чудесная золотая голова! Он проснулся, синие васильки глянули из его глаз, солнце и васильки веселили его и радовали. И он неутомимо ходил по квартире, говорил, шутил, смеялся, был необычайно ласков и нежен со всеми». Выходки влюблённой в Есенина жены не могли не вызвать раздражения у мужа. Грандов, который из любви к поэту пытался помочь ему с получением собственного жилья, писал на бланке газеты «Беднота» ходатайства в Президиум ВЦИК с копиями в секретариат Л. Троцкого, стал с удесятерённой силой добиваться выселения Есенина из квартиры, уже мотивируя тем, что поэт нарушает покой соседей. Напор ревнивца не принёс результатов, но ещё больше осложнил положение поэта. После оформления брака молодожёны сами переехали в новое жилье. Вскоре у Кононенко и Грандова родилась дочь. Назвали девочку Василисой. Имя предложил Сергей Есенин.