Гетманский Э. Д.: Диалог поколений (родословная роспись Сергея Есенина).
Титов Федор Андреевич (дедушка по матери)

ТИТОВ Федор Андреевич (дедушка по матери)

«Умственный мужик»

Гетманский Э. Д.: Диалог поколений (родословная роспись Сергея Есенина). Титов Федор Андреевич (дедушка по матери)

Дедушка Сергея Есенина по материнской линии Федор Андреевич Титов (1845-1927) был известен в селе Константиново. Многие сельчане занимались отхожими промыслами. С началом весны почти половина мужского населения села уходила на заработки в Петербург. Многие из них нанимались рабочими на плоты или на баржи и плавали до глубокой осени. Потом они объединились в артель, где каждый её член стал сам себе хозяином, приобретя собственную баржу. У Фёдора Андреевича Титова было четыре баржи, нанимал рабочих, он был удачлив, дом его был полной чашей, большая его семья, жили в достатке, семья была зажиточной. Сергей Есенин о своём детстве писал: «С двух лет был отдан на воспитание довольно зажиточному деду по матери, у которого было трое взрослых неженатых сыновей, с которыми протекло почти всё моё детство. Дядья мои были ребята озорные и отчаянные. Трёх с половиной лет они посадили меня на лошадь без седла и сразу пустили в галоп. Потом меня учили плавать. Дядя Саша брал меня в лодку, отъезжал от берега, снимал с меня бельё и, как щенка, бросал в воду». По настоянию деда Серёжа рано начал одолевать грамоту по церковным книгам. Дед и бабушка оставили внука у себя, а дочь Татьяну — мать маленького Серёжи отправили в Рязань добывать хлеб себе и сыну, за которого приказал ей присылать три рубля в месяц. В семье деда Сергей Есенин жил и воспитывался 12 детских лет. По воспоминаниям его внучки Екатерины Есениной, дед был «умен в беседе, весел в пиру и сердит в гневе, дедушка умел нравиться людям. Он был недурен собой, имел хороший рост, серые задумчивые глаза, русый волос и сохранил до глубокой старости опрятность одежды». По свидетельству родных поэта, многие черты характера Сергей Есенин унаследовал от деда, человека интересного и своеобразного. Федор Андреевич Титов был человеком с большим размахом, любил повеселиться и погулять. Вернувшись в село с заработков из столицы, он устраивал гулянье на несколько дней. Ведрами выставлялось вино, село пило и веселилось. Неделю не смолкали в Константиново песни, пляски игра на гармонях. Погуляв от души, Титов начинал подсчитывать каждую копейку. В благодарение Богу за удачный промысел в Петербурге он установил перед домом часовенку. Историк русской поэзии, библиограф и книговед И. Н. Розанов запишет в 1921 году со слов Сергея Есенина: «Оглядываясь на весь пройденный путь, я все-таки должен сказать, что никто не имел для меня такого значения, как мой дед. Ему я больше всего обязан. Это был удивительный человек. Яркая личность, широкая натура, «умственный мужик»…». Дед Федор Андреевич пытался учить внука читать и рассказывал ему притчи из Священного Писания. Дед мальчика был знатоком церковных книг, так что ежевечерние чтения были традиционными в семье. Большое влияние на поэта, оказали иконы, бывшие в доме деда, их «было десять икон в два ряда во весь угол». Среди них были — Казанская Божья Матерь, Тихвинская Божья Матерь, Николай Угодник-чудотворец, Неопалимая Купина, Серафим угодник, Иверская Божья Матерь. Иконописные образы, вошедшие в жизнь Есенина в детстве, стали героями его произведений. Дед часто напевал маленькому Серёже народные песни. Друзья поэта вспоминали: «Он заставлял петь всех приходящих к нему. Он знал песню, как теперь редко кто знает, и любил ее — грустную, задорную, старинную, современную». В народных сказаниях, поговорках, загадках таилось для молодого поэта неисчерпаемое богатство образов, сюжетов, оборотов речи. Среди сверстников и товарищей по уличным забавам Серега Монах (прозвище Есенина в детстве) был признанным коноводом, неутомимым выдумщиком и заводилой по части различных мальчишеских игр и забав, драчуном и забиякой:

Худощавый и низкорослый,
Средь мальчишек всегда герой,
Часто, часто с разбитым носом
Приходил я к себе домой.

Дед хотел, чтобы внук рос здоровым и мог защитить себя. Сергей вспоминал о деде: «За озорство меня ругала только одна бабка, а дедушка иногда сам подзадоривал на кулачную и часто говорил бабке: «Ты у меня, дура, его не трожь, он так будет крепче!». Одно из первых своих стихотворений «Дед» начинающий поэт посвятил дедушке Фёдору Андреевичу Титову:

Сухлым войлоком по стёжкам
Разрыхлел в траве помет,
У гумен к репейным брошкам
Липнет муший хоровод.
Старый дед, согнувши спину,
Чистит вытоптанный ток
И подонную мякину
Загребает в уголок.
Щурясь к облачному глазу,
Подсекает он лопух.
Роет скрябкою по пазу
От дождей обходный круг.
Дед — как в жамковой слюде,
И играет зайчик солнца
В рыжеватой бороде.

О деде Сергей Есенин говорил и в своем стихотворении «Пантократор» (1919):

В вихре снится сонм умерших,
Молоко дымящий сад.
Вижу, дед мой тянет вершей
Солнце с полдня на закат.
Отче, отче, ты ли внука
Услыхал в сей скорбный срок?
Знать, недаром в сердце мукал
Издыхающий телок.

Образ деда выведен и в других есенинских произведениях. 1 января 1924 года в «Предисловии» С. Есенин писал: «На ранних стихах моих сказалось весьма сильное влияние моего деда. Он с трех лет вдалбливал мне в голову старую патриархальную церковную культуру». С. Есенин ошибочно причислял своего деда к старообрядцам. 1 июня 1924 года в опубликованном стихотворении «Возвращение на родину» Сергей Есенин рассказал о встрече со своим дедом, который был недоволен проводимой в селе борьбой против религии.

Здесь кладбище!
Подгнившие кресты,
Как будто в рукопашной мертвецы,
Застыли с распростертыми руками.
По тропке, опершись на подожок,
Идет старик, сметая пыль с бурьяна.
«Прохожий!
Где тут живет Есенина Татьяна?»
«Татьяна… Гм…
Да вон за той избой.
А ты ей что?
Сродни?
Аль, может, сын пропащий?»
«Да, сын.
Но что, старик, с тобой?
Скажи мне,
Отчего ты так глядишь скорбяще?»
«Добро, мой внук,
Добро, что не узнал ты деда!..»
«Ах, дедушка, ужели это ты?»
И полилась печальная беседа
Слезами теплыми на пыльные цветы.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
«Тебе, пожалуй, скоро будет тридцать…
А мне уж девяносто…
Скоро в гроб.
Давно пора бы было воротиться».
«Да!.. Время!..
Ты не коммунист?»
«Нет!..»
«А сестры стали комсомолки.
Такая гадость! Просто удавись!
Вчера иконы выбросили с полки,
На церкви комиссар снял крест.
Теперь и богу негде помолиться.
Уж я хожу украдкой нынче в лес,
Молюсь осинам…
Может, пригодится…
Пойдем домой —
Ты все увидишь сам».
И мы идем, топча межой кукольни.
Я улыбаюсь пашням и лесам,
А дед с тоской глядит на колокольню.

В декабре 1924 года в Батуми С. Есенин написал «Письмо деду»:

Покинул я
Родимое жилище.
Голубчик! Дедушка!
У вас под окнами
Теперь метели свищут,
И в дымовой трубе
Протяжный вой и шум,
 
Как будто сто чертей
Залезло на чердак.
А ты всю ночь не спишь
И дрыгаешь ногою.
И хочется тебе
Накинуть свой пиджак,
Пойти туда,
Избить всех кочергою.
 
Наивность милая
Нетронутой души!
Недаром прадед
Тебя к дьячку водил
В заброшенной глуши
Учить: «Достойно есть»
И с «Отче» «Символ веры».
 
Отборный корм
Ему любви порука.
И, самого себя
Призвав на суд,
Ты обучать стал внука.
 
Но внук учебы этой
Не постиг
И, к горечи твоей,
По-твоему, теперь
Бродягою брожу я,
Слагая в помыслах
Ненужный глупый стих.
 
Что у тебя украли,
Что я дурак,
А город — плут и мот.
Но только, дедушка,
Вор не уведет.
 
Плохую лошадь
Со двора не сгонишь,
Знать другую гладь,
Тот скажет:
Чтоб не сгнить в затоне,
Страну родную
 
Вот я и кинул.
Я в стране далекой.
Весна.
Здесь розы больше кулака.
Судьбине одинокой
Привет их теплый
Шлю издалека.
 
Теперь метель
А у тебя —
Но ты ведь знаешь —
Никакие сани
Ко мне не завезут.
 
Я знаю —
Ты б приехал к розам,
К теплу.
Твое проклятье
Силе паровоза
Тебя навек
Не сдвинет никуда.
 
Ты слышишь, дедушка?
Помру я?
Ты сядешь или нет в вагон,
Чтобы присутствовать
И спеть в последнюю
Печаль мне «аллилуйя»?
 
Садись без слез,
Стальной кобыле.
Ах, что за лошадь,
Что за лошадь паровоз!
Ее, наверное,
 
Чугунный рот ее
Привык к огню,
И дым над ней, как грива, —
Черен, густ и четок.
Нашему коню, —
То сколько б вышло
Разных швабр и щеток!
 
Я знаю —
И ты, старик,
Когда-нибудь поймешь,
Что, даже лучшую
Лишь кости привезешь…
 
Поймешь и то,
Что я ушел недаром
Туда, где бег
В стране, объятой вьюгой
И пожаром,
Плохую лошадь
Вор не уведет.
«Мой путь» (1925) поэт писал о своём деде Фёдоре Андреевиче:
Года далекие,
Теперь вы как в тумане.
И помню, дед мне
С грустью говорил:
«Пустое дело…
Ну, а если тянет —
Пиши про рожь,
Но больше про кобыл».

Гетманский Э. Д.: Диалог поколений (родословная роспись Сергея Есенина). Титов Федор Андреевич (дедушка по матери)

Вскоре в семье Ф. А. Титова начались трудные дни. Две его баржи сгорели в пожаре, а две другие утонули во время половодья. Пришлось Ф. А. Титову выполнять различные работы: перевозить барское сено, косить и обмолачивать рожь. С глубокой печалью Ф. А. Титов узнал о смерти внука. На похороны выехать не мог по старости. Литературовед А. Г. Цейтлин писал в статье «На родине Сергея Есенина» («Красная нива», 1926, № 8): «На печке в избе Есениных лежит его дед, глухой старик восьмидесяти с лишком лет. Высокий лоб его почти не имеет морщин, волосы далеко ещё не седы. Но горе свело его щёки, глаза провалились внутрь, глубокие морщины появились у рта. Деду мы обязаны воспитанием Сергея. Он был в деревне одним из самых близких людей. Когда мы прощались с ним, старик с горестью произнес: «Пожалейте нас — мы теперь без Сережи». В июле 1926 года комитет по увековечиванию памяти Сергея Есенина оказал материальную помощь Ф. А. Титову, за что тот в письме 16 июля 1926 года выразил благодарность. В этом же письме писал, что Сергея Есенина он воспитывал не 6 лет, как это утверждал в статье В. Наседкин, а 12 лет, «чем могут подтвердить ближайшие соседи».