Есенин — Качалову В. И., 15 мая 1925.

Примечания

1. В. И. Качалову. 15 мая 1925 г. (с. 215). — Есенин 5 (1962), с. 208.

   Печатается по автографу, исполненному на бланке «Редакция газеты „Бакинский рабочий“» (ИМЛИ).

   Написано в больнице водников, в первый день начала гастролей труппы Московского Художественного театра в Баку (они продолжались 6 дней — с 15 по 20 мая 1925 г.).

2. Здесь и напечатал, кроме «Красной нови», стих<отворение> «Джиму». — Имеется в виду стихотворение «Собаке Качалова» («Дай, Джим, на счастье лапу мне...»), опубликованное в Бак. раб. 7 апр. 1925 г., № 77. Вероятно, предполагалась публикация стихотворения и в Кр. нови, но при жизни поэта она не состоялась. Стихотворение было напечатано посмертно во втором номере журнала за 1926 г.

   О том, как создавалось стихотворение, В. И. Качалов вспоминал: «„Приведем к вам сегодня Есенина“, — объявили мне как-то Пильняк и Ключарев. Это было, по-моему, в марте 1925 года. „Он давно знает вас по театру и хочет познакомиться“. <...> Часам к двенадцати ночи я отыграл спектакль, прихожу домой. Небольшая компания моих друзей и Есенин уже сидят у меня. Поднимаюсь по

   вплотную прижавшись друг к другу. Есенин одною рукой обнял Джима за шею, а в другой держал его лапу и хриплым баском приговаривал: „Что это за лапа, я сроду не видал такой“. Джим радостно взвизгивал, стремительно высовывал голову из-под мышки Есенина и лизал его лицо. Есенин встал и с трудом старался освободиться от Джима, но тот продолжал на него скакать и еще несколько раз лизнул его в нос. „Да постой же, может быть, я не хочу больше с тобой целоваться. Что же ты, как пьяный, все время лезешь целоваться!“ — бормотал Есенин с широко расплывшейся детски-лукавой улыбкой. Сразу запомнилась мне эта его детски-лукавая, как будто даже с хитрецой улыбка. <...>

   Сидели долго. Пили. О чем-то спорили, галдели, шумели. Есенин пил немного, меньше других, совсем не был пьян, но и не скучал <...>

   Джиму уже хотелось спать, он громко и нервно зевал, но, очевидно, из любопытства присутствовал, и, когда Есенин читал стихи, Джим внимательно смотрел ему в рот. Перед уходом Есенин снова долго жал ему лапу: „Ах ты, черт, трудно с тобой расстаться. Я ему сегодня же напишу стихи. Приду домой и напишу“. <...>

   Прихожу как-то домой — вскоре после моего первого знакомства с Есениным. Мои домашние рассказывают, что без меня заходили трое: Есенин, Пильняк и еще кто-то, Тихонов, кажется. У Есенина на голове был цилиндр, и он объяснил, что надел цилиндр для парада, что он пришел к Джиму с визитом и со специально ему написанными стихами, но так как акт вручения стихов Джиму требует присутствия хозяина, то он придет в другой раз. И все трое молча ушли. <...> Но вот сижу в Баку на

   вышке ресторана „Новой Европы“. <...> Приходит молодая миловидная смуглая девушка и спрашивает:

   — Вы Качалов?

   — Качалов, — отвечаю.

   — Один приехали?

   — Нет, с театром.

   — А больше никого не привезли?

   Недоумеваю. <...>

   — А Джима нет с вами? — почти вскрикнула.

   — Нет, — говорю, — Джим в Москве остался.

   — А-яй, как будет убит Есенин, он здесь в больнице уже две недели, все бредит Джимом и говорит докторам: „Вы не знаете, что это за собака. Если Качалов привезет Джима сюда, я буду моментально здоров. Пожму ему лапу и буду здоров, буду с ним купаться в море“.

   Девушка отошла от меня огорченная.

   — Ну что ж, как-нибудь подготовлю Есенина, чтобы не рассчитывал на Джима.

   <...> конец декабря в Москве. Есенин в Ленинграде. Сидим в „Кружке“. Часа в два ночи вдруг почему-то обращаюсь к Мариенгофу:

   — Расскажи, что и как Сергей.

   — Хорошо, молодцом, поправился <...>. Был у него неделю назад, навещал его в санатории, просил тебе кланяться. И Джиму — обязательно» (Восп., 2, 251—256).

3. В воскресенье выйду из больницы (болен легкими). — Воскресенье приходилось на 17 мая 1925 г. Есенин перенес простудное заболевание (см. п. 219).

4. Очень хотелось бы увидеть Вас... — Встреча состоялась в театре 20 мая 1925 г. В этот день шел спектакль «Царь Федор Иоаннович» А. К. Толстого. Как вспоминал позже Качалов, Есенин прислал ему через театрального сторожа записку, и артист привел гостя за кулисы в гримерную (записка Есенина не найдена). Здесь Качалов познакомил Есенина с К. С. Станиславским.

   В июне 1925 г. из Харькова Качалов писал жене: «В Баку возился с Есениным, укрощал его. Его как раз выпустили из больницы ко дню нашего приезда очень похудевшим, без голоса... В общем, он очень милый малый, с очень нежной душой. Хулиганство у него напускное, — от молодости, от талантливости, от всякой „игры“» (Письма, 349).

   описанный в книге В. Эрлиха «Право на песнь»: «Мы стоим на Тверской. Перед нами горой возвышается величественный, весь в чесуче Качалов. Есенин держится скромно, почти робко. Когда мы расходимся, он говорит:

   — Ты знаешь, я перед ним чувствую себя школьником! Ей-богу! А почему, понять не могу! Не в возрасте же дело!» (Восп., 2, 341).