Возвращение на родину

	
	Я посетил родимые места,
	Ту сельщину,
	Где жил мальчишкой,
	Где каланчой с березовою вышкой
	Взметнулась колокольня без креста.
	
	Как много изменилось там,
	В их бедном, неприглядном быте.
	Какое множество открытий
	За мною следовало по пятам.
	
	Отцовский дом
	Не мог я распознать:
	Приметный клен уж под окном не машет,
	И на крылечке не сидит уж мать,
	Кормя цыплят крупитчатою кашей.
	
	Стара, должно быть, стала...
	Да, стара.
	Я с грустью озираюсь на окрестность:
	Какая незнакомая мне местность!
	Одна, как прежняя, белеется гора,
	Да у горы
	Высокий серый камень.
	
	Здесь кладбище!
	Подгнившие кресты,
	Как будто в рукопашной мертвецы,
	Застыли с распростертыми руками.
	По тропке, опершись на подожок,
	Идет старик, сметая пыль с бурьяна.
	"Прохожий!
	Укажи, дружок,
	Где тут живет Есенина Татьяна?"
	
	"Татьяна...  Гм...
	Да вон за той избой.
	А ты ей что?
	Сродни?
	Аль, может, сын пропащий?"
	
	"Да, сын.
	Но что, старик, с тобой?
	Скажи мне,
	Отчего ты так глядишь скорбяще?"
	
	"Добро, мой внук,
	Добро, что не узнал ты деда!.."
	"Ах, дедушка, ужели это ты?"
	И полилась печальная беседа
	Слезами теплыми на пыльные цветы.
	. . . . . . . . . . . . . . . . . .
	"Тебе, пожалуй, скоро будет тридцать...
	А мне уж девяносто...
	Скоро в гроб.
	Давно пора бы было воротиться".
	Он говорит, а сам все морщит лоб.
	"Да!..  Время!..
	Ты не коммунист?"
	"Нет!.."
	"А сестры стали комсомолки.
	Такая гадость!  Просто удавись!
	Вчера иконы выбросили с полки,
	На церкви комиссар снял крест.
	Теперь и богу негде помолиться.
	Уж я хожу украдкой нынче в лес,
	Молюсь осинам...
	Может, пригодится...
	
	Пойдем домой -
	Ты все увидишь сам".
	И мы идем, топча межой кукольни.
	Я улыбаюсь пашням и лесам,
	А дед с тоской глядит на колокольню.
	. . . . . . . . . . . . . . . . . .
	. . . . . . . . . . . . . . . . . .
	"Здорово, мать!  Здорово!" -
	И я опять тяну к глазам платок.
	Тут разрыдаться может и корова,
	Глядя на этот бедный уголок.
	
	На стенке календарный Ленин.
	Здесь жизнь сестер,
	Сестер, а не моя, -
	Но все ж готов упасть я на колени,
	Увидев вас, любимые края.
	
	Пришли соседи...
	Женщина с ребенком.
	Уже никто меня не узнает.
	По-байроновски наша собачонка
	Меня встречала с лаем у ворот.
	
	Ах, милый край!
	Не тот ты стал,
	Не тот.
	Да уж и я, конечно, стал не прежний.
	Чем мать и дед грустней и безнадежней,
	Тем веселей сестры смеется рот.
	
	Конечно, мне и Ленин не икона,
	Я знаю мир...
	Люблю мою семью...
	Но отчего-то все-таки с поклоном
	Сажусь на деревянную скамью.
	
	"Ну, говори, сестра!"
	
	И вот сестра разводит,
	Раскрыв, как Библию, пузатый "Капитал",
	О Марксе,
	Энгельсе...
	Ни при какой погоде
	Я этих книг, конечно, не читал.
	
	И мне смешно,
	Как шустрая девчонка
	Меня во всем за шиворот берет...
	. . . . . . . . . . . . . . . . . .
	. . . . . . . . . . . . . . . . . .
	По-байроновски наша собачонка
	Меня встречала с лаем у ворот.
	
	1 июня 1924 
	

Примечания

1. Возвращение на родину (с. 89).- Кр. новь, 1924, № 4, июнь-июль, с. 125-127; Ст₂₄; Р. сов.; Стр. сов.

   Черновой автограф ст. 26-94 - РГАЛИ; на первом его листе - авторская помета: «1.VI.24». Авторизованные машинописи первоначальной редакции - ГМЗЕ и РГАЛИ.

   Печатается по наб. экз. (вырезка из Стр. сов.) с уточнением строфического деления по другим источникам. Датируется в соответствии с пометой на автографе РГАЛИ. Дата в Собр. ст., 2 - 1924.

   В конце мая 1924 г. Есенин (впервые после своего зарубежного путешествия) провел несколько дней в родном селе. «Возвращение на родину» отразило свежие впечатления от этой поездки.

   Вскоре после написания поэмы Есенин не раз читал ее в кругу друзей: об этом вспоминали И.В.Грузинов (Восп., 1, с. 357) и В.И.Эрлих (Восп., 2, 323).

   В.А.Мануйлов, слушавший «Возвращение на родину» в клубе имени Сабира (Баку), где Есенин выступал 3 октября 1924 года, так описывал свои впечатления: «Особенно запомнилось со всеми характерными есенинскими интонациями чтение стихотворений „Возвращение на родину“ и „Русь советская“. Но как графически передать его лукавую иронию, а может быть, и чуть-чуть пренебрежительную насмешку, иногда даже озорство, звучавшие в едва уловимых модуляциях его голоса? Все это будто сейчас звучит в слуховой памяти <приведен фрагмент от строки „Ах, милый край!“ по строку „Я этих книг, конечно, не читал“ с написанием слова „конечно“ как „ка-нешно“, слова „разводит“ как „разво-о-одит“ и слова „Энгельсе“ как „Енгельсе“>. В зависимости от настроения и обстоятельств одни и те же стихи Есенин читал по-разному. В клубе Сабира в концовке „Возвращения на родину“ не столько чувствовалось сожаление, сколько поддразнивание, подзадоривание некоторых требовательных критиков, сидевших в первых рядах» (Восп., 2, 180-181).

   В отчете об этом же выступлении поэта М.Х.Данилов писал: «Есенин - дикий ветер русского духа, одинаково способный ломать, ласкать и дробить, но даже и в бессмысленном разгулье своем таящий некий первобытный разум, которого нельзя не почувствовать, в котором есть много цельного и здорового. Того, что нужно нам сейчас. Вот почему нам всем странно близок этот „скандальный пиита“ в серой блузе с вечно расстегнутым воротом, с поблекшими синими глазами на удалом лице и встрепанной соломой волос. <...> Читал Есенин неплохо, хотя голосовые средства его не сильны и не богаты оттенками» (Бак. раб., 1924, 6 октября, № 226; подпись: М.Д-ов).

   Уже первые отклики на поэму были разноречивы. Так, А.Б.Селиханович сетовал: «Вот в этом вся и беда, что поэту „ни при какой погоде“ не хотелось читать ни Маркса, ни Энгельса; не захотелось проникнуть<ся> мировоззрением рабочего класса» (Бак. раб., 1924, 25 сентября, № 217). Напротив, Г.Лелевич, процитировав финал поэмы целиком, с энтузиазмом восклицал: «Это совершенно ново! Правда, Есенин здесь не сливается органически с нашей революцией, он еще смотрит на нее со стороны, но он видит уже конкретные ростки новой жизни. <...> Научиться видеть революционное новое, а не только метели и Христа „в белом венчике из роз“ - это задача, которой не осилило большинство попутчиков. Есенин в этом (и некоторых других) стихотворении приближается к этому умению. Рано еще делать выводы, имеем ли мы дело с глубоким благотворным переломом или с временной игрой настроений. Как бы там ни было, приходится отметить революционные, светлые, радостные ноты в творчестве Есенина» (журн. «Молодая гвардия», М., 1924, № 7/8, декабрь, с. 268-269).

   В дальнейшем большинство критиков - исключая Г.Г.Адонца (журн. «Жизнь искусства», М., 1925, № 35, 1 сентября, с. 9) - высказывались о «Возвращении на родину» в духе, близком суждениям Г.Лелевича. Среди них были М.Х.Данилов (Бак. раб., 1924, 25 декабря, № 294), А.П.Селивановский (журн. «Забой», Артемовск, 1925, № 7, апрель, с. 16), А.К.Воронский (альм. «Наши дни», М.-Л., 1925, № 5, с. 308), А.Я.Цинговатов (журн. «Комсомолия», М., 1925, № 7, октябрь, с. 63), В.Г.Никонов (журн. «Стрежень», Ульяновск, 1925, № 1, ноябрь, с. 11), П.И.Чагин. Последний закончил свое предисловие к Р. сов. такими словами: «Такие превосходные создания есенинского пера, как „На родине“ <первоначальное название поэмы>, „Русь советская“, чрезвычайно характерны не только для него, но и для всей той среды, через которую и вместе с которой он, подгоняемый ветрами и бурями революции, проталкивается к массам. В гражданских стихах Есенина нашел свое поэтическое выражение перелом, происходящий теперь в настроениях и сознании нашей интеллигенции. Это лишний раз свидетельствует о непочатой силе есенинского таланта и о том, какого большого поэта приобретает в нем революция» (Р. сов., с. 4).

   А.И.Ромм, однако, расценил оба вышеупомянутых произведения как стилевой «срыв»: «...„На родине“ и „Русь советская“ местами впадают в плоский прозаизм, в слишком описательную обстоятельность. <...> Но это, конечно, только мелкие неудачи» (альм. «Чет и нечет», М., 1925, с. 37). В то же время А.Я.Цинговатов не сомневался, что обе поэмы Есенина, «конечно, войдут в хрестоматии» (журн. «Комсомолия», М., 1925, № 7, октябрь, с. 63).

   Группа отзывов была посвящена пушкинскому началу в этих сочинениях. П.Ионов писал: «...внимание читателя приковывают прекрасные стихи С.Есенина. После долгих и бурных исканий автор пришел к Пушкину. Его „На родине“ и „Русь советская“ определенно навеяны великим поэтом...» (газ. «Правда», М., 1924, 24 октября, № 243). «Переход к пушкинскому стиху» в этих двух поэмах отметили И.М.Машбиц-Веров (журн. «Октябрь», М., 1925, № 2, февраль, с. 145) и И.Н.Розанов (журн. «Народный учитель», М., 1925, № 2, февраль, с. 114; подпись: Андрей Шипов).

2. Есенина Татьяна - мать поэта Татьяна Федоровна Есенина (1875-1955).

3. Дед - Федор Андреевич Титов (1845-1927), дед поэта по матери.

4. Кукольня ́лина, куко́льник) - ку́коль, сорное растение в посевах злаковых культур.

5. Сестры - Екатерина Александровна Есенина (1905-1977) и Александра Александровна Есенина (1911-1981).

6. По-байроновски наша собачонка / / Меня встречала с лаем у ворот.- Казалось бы, конкретный литературный источник обозначен здесь самим автором (см. текст между 13-й и 14-й строфами «Песни первой» поэмы Д.Байрона «Паломничество Чайльд-Гарольда» - Байрон Д.Г. Соч. В 3-х тт. М., 1974, т. 1, с. 151). Однако, обратив внимание на особенности есенинского цитирования Байрона, Н.С.Ашукин (очерк «Песни-стихи», 1926) резонно указал на более близкую параллель:

   «...песня „Последний день красы моей“ является сильно искаженной переделкой стихотворения И.Козлова „Добрая ночь“, в свою очередь являющегося вольным переводом отрывка из „Чайльд-Гарольда“ Байрона („Проснется день, его краса утешит божий свет“). Интересно отметить, что, вероятно, отзвук строфы этого стихотворения-песни:

   Отцовский  дом  покинул  я;
   Травой  он  зарастет -
   Собачка  верная  моя
   Залает у  ворот...

   „Возвращение на родину“ <следует цитата>» (Кр. нива, 1926, № 35, 29 августа, с. 19). Согласно Н.М.Ядринцеву, эту песню также называли «Собачка» и она была «самою любимою в острогах» (в его кн. «Русская община в тюрьме и ссылке», СПб., 1872, с. 109).

Варианты

Черновой автограф ст. 26-91 (РГАЛИ):

Номер строфы	Номер варианта
30	I	Где здесь живет Есенина Татьяна?
	II	как в тексте.
31-34	I	Старик внимательно
	II	Тебя о всем, что ждет меня, заране.
	III	Старик, остановившись
	IV	Старик глядит, в глазах И палкой
	V
35	I	А может, сын пропащий?
	II	как в тексте.
41	I	Добро, коль не узнал ты деда!
	II	как в тексте.
44	I	<ми>
	II	как в тексте.
46-47	I	А мне уже девяносто... так-то, друг.
	II	А мне уж девяносто... скоро крышка.
	III
49	I	Где
	II	А ты все шлендаешь?
	III	А ты все крутишься, как листья на ветру.
	IV	как в тексте.
50	I	Да, время-то
	II
53	I	Вишь
	II	как в тексте.
55	I	Иконы
	II	как в тексте.
56
59-60	I	И образок
	II	Молюсь сосне
	III	Такая жизнь и черту не приснится.
	IV
После 65 зачеркнуто: - Что каланча!
71-72	I	Здесь жизнь сестер, не на<?>
	II
75-76	I	Пришла соседка, привела ребенка.
	II	как в тексте.
78	I	По-байроновски с лаем собачонка
	II
После 79 зачеркнуто:
	I	А где же та, кого я так любил? - Я спрашиваю нежно маму.
	II	А где же та, кого я так любил? -
	III	А где же та, кого я так любил? - Я спрашиваю будто бы небрежно. И мать мне отвечает нежно: Она давно лежит под сен<ью>
	IV	Я спрашиваю будто бы небрежно.
		И мать мне отвечает нежно: Она лежит среди родных могил. Остался муж, и девочке
	V	Я спрашиваю будто бы небрежно. И мать мне отвечает нежно: Она лежит среди родных могил. У ней был муж, осталась дочь лет в 10.
84	I	На
	II	Но
	III
После 85 зачеркнуто:
	I	Россия! Кто ты? Марево иль путь? Куда же мне под<?>
	II	Россия! Кто ты? Марево иль путь?
87-88	I	Я знаю
	II	Я только чту родную
	III	как в тексте.
91	I
	II	как в тексте.
После 91 зачеркнуто:
	I	Скажу тебе: я слышу б<?>
	II	И слышу будто бы сквозь сон <Далее 2 строки нрзб.>.
	III	Скажу тебе

Авторизованная машинопись (ГМЗЕ и РГАЛИ):

Номер строфы	Номер варианта
Заглавие 7 56 59-60		На родине В их мирном неприглядном быте. Молюсь осинам. Может пригодиться.

Кр. новь, 1924, № 4, июнь-июль, с. 125; Ст₂₄:

Номер строфы	Номер варианта
Заглавие		На родине
Посвящение 7		А.Сахарову

Р. сов.:

Номер строфы	Номер варианта	Вариант
45