ЕСЕНИН и РАСКОЛЬНИКОВ
(Неопубликованные воспоминания из архива поэта)
Гостиница «Люкс» на Тверской. Около восьми часов вечера мы подошли к одному из номеров четвертого этажа. Постучали. Ответа не последовало…
— Разве так стучат! — воскликнул Сергей.
— Иначе не умею! — Я рассердился. — Не нравится, стучи сам.
— Если я начну стучать — дверь треснет, — улыбнулся Есенин. — Ты мне скажи, как было дело? Он действительно хотел меня видеть?
— Я уже десять раз говорю об этом: встретился он мне сегодня утром на Тверской и спрашивает: «Правда, что вы близко знаете Есенина?» Я отвечаю: «Это мой друг». Он обрадовался, улыбнулся и сказал: «В таком случае у меня к вам большая просьба. Познакомьте меня с ним. Я так люблю его стихи. Хочется посмотреть, каков он. Приходите сегодня вечером часов восемь вместе с ним… А ты хочешь, чтобы я привел тебя в три часа и сказал: «Здравствуйте, мы пришли к вам обедать», — так, что ли?
Есенин засмеялся.
— Ну ладно, тогда постучу я. — И забарабанил так, что через минуты две дверь приоткрылась и показалась голова Федора Федоровича Раскольникова.
— Простите меня, грешного. Задремал, а потом и заснул крепким сном.
— А вот Сережа так громко стукнул в дверь, что вы проснулись. Знакомьтесь: это и есть тот знаменитый поэт, которого вы любите и которого просили представить перед очи свои.
Раскольников обнял Сергея.
— Так вот вы какой! Я вас таким и представлял. Именно таким. Разве чуть-чуть повыше.
— Какой уж есть, не обессудьте, — шутливо проокал Есенин.
— Ну располагайтесь в моих апартаментах. Других нет. С трудом нашел эту комнату. А вот и дары природы, которыми я в данный момент располагаю. — Он указал на яблоки. — Что касается напитков, то …могу предложить …абрикосовый сок.
Раскольников, недавно «выпущенный» из Англии, где находился на дипломатической работе, был в ореоле романтической славы… Держался просто и естественно, очаровывал не только умом, но и обаятельной внешностью. С дружелюбием и доброжелательным любопытством всматривался в улыбающееся лицо Сергея, который не мог скрыть удовольствия, что «сам» Раскольников заинтересован им и восхищается его стихами. Мне было понятно, что они так быстро нашли общий язык. Не было и тени стеснения, какое бывает при первом знакомстве. Через несколько минут все говорили, будто давно знали друг друга.
Раскольников попросил Есенина прочесть новые стихи. Сергей не отказывался. Он поднялся с кресла, прошелся по комнате, чуть не задев ломберный столик, улыбнулся, отошел от него подальше и начал читать:
Федор Федорович слушал внимательно. На его выразительном лице отражалось ничем не скрываемое восхищение. Стихи были прекрасны.
— А… Щетинин! – воскликнул радостно Раскольников. — Заходи, заходи! Знакомься — поэты Сергей Есенин и Рюрик Ивнев, А это — фронтовой товарищ, неугомонный Санька Щетинин — гроза контрреволюционеров и бандитов, да и сам в душе бандит, — засмеялся Раскольников. — Только бандит в хорошем смысле слова.
Щетинин подошел к столу, взял бутылку с остатками абрикосового сока и вылил в полосатую чашку. Затем медленно опустил руку в карман шаровар и извлек большую бутыль водки…
Я поежился. Мне показалось, что сейчас начнется попойка, а у меня врожденное отвращение к алкоголю. Но вопреки опасению все получилось иначе. Начало было угрожающим, но Щетинин приготовил стол, деловито и аккуратно подобрал из разнокалиберной посуды все необходимое. Я был изумлен: пиршество ограничилось тем, что Раскольников осушил четверть стакана с гримасой, которую никак нельзя назвать поощрительной. Есенин выпил без особого энтузиазма полстакана, виновник торжества — один стакан с удовольствием, но без бахвальства и понукания других следовать его примеру.
— Вот песни — это другое дело. Орешь и сам не знаешь, что орешь, но получается весело…
— Но все-таки, — приставал к нему Есенин, — что-нибудь ты понимаешь, не деревянный. Что за поклеп на себя возводишь?
Щетинин отшучивался.
— Ну, пусть поклеп. Разорви меня бомба, если вру! Слова-то я понимаю и смысл, кажется, но вот хорошие стихи или плохие, не знаю. Абрикосовый сок от водки отличу сразу, а хороший стих от плохого — не могу…
— Ну… запел, — засмеялся Есенин, — тебя бы с Клюевым познакомить — тоже клянется: я, дескать, стихов читать не умею, не то что писать…
— Да вы артист, Сережа! — воскликнул Раскольников. — Точная копия Клюева. Я слышал недавно его в «Красном петухе».
— Давайте выпьем! — предложил Щетинин, — однако не сделал ни малейшего движения в сторону принесенной бутылки.
— Жаль, что вы вылили абрикосовый сок, — с напускным огорчением произнес я, обращаясь к Щетинину, — я бы с удовольствие выпил сейчас.
— Сок можно заменить чаем, — улыбнулся Раскольников.
— Нет-нет, не будем отнимать у вас столько времени, да и нельзя долго засиживаться. Утром я должен отнести в «Известия» стихотворение. А оно еще того… не допеклось, — сказал Есенин.
— Сережа, ты возводишь на себя поклеп, — улыбнулся я.
— Нет, серьезно, — ответил Есенин. В глазах его светились искорки смеха. — Понимаешь, как получилось: я даже не успел написать, как зашел заместитель редактора. «Прочти, говорит, да прочти!» Я и прочел. А он: «Принеси к нам, да поскорей. Больно к моменту!»
— Отпускаю с условием, — сказал Раскольников, — что вы будете заходить ко мне часто. Чем чаще, тем лучше. Ведь я здесь временный гость. Скоро меня направят по назначению. И стихи приносите. И книжечку, если она сохранилась. Хоть одну раздобудьте, чтобы я взял ее на фронт.
Публикация И. Леонтьева.
(«Учительская газета». М., 1991, № 9)