НЕЗАБЫВАЕМАЯ ВСТРЕЧА…
«Поэты, мы только обломки
некогда цельного Бога»
Гавриил Эльф (Матвеев)
Стихи Есенина, отпечатанные на пишущей машинке, передавались из рук в руки, переписывались и звучали из уст любителей поэзии, но в печати мне как-то не встречались.
Первое время я жил у моего брата Венедикта Марта, автора нескольких поэтических сборников. Он хорошо знал писательский мир, встречался с Есениным и Мариенгофом.
Я основательно надоедал Венедикту, чтобы он познакомил меня с Есениным. И вот летом 1925 года произошла долгожданная и все же для меня неожиданная встреча. Мы с Венедиктом шли по Маросейке, по небу плыла луна. К нам навстречу шел легкой походкой человек в шляпе, в дымчатом костюме.
— Сергей? — удивленно воскликнул Венедикт.
Есенин поздоровался и поинтересовался:
— Что-то тебя давно не видно, Март?
— Был в Киеве, в творческой командировке.
Венедикт представил меня Есенину.
— Поклонник твоего таланта.
Есенин сжал мою руку, и я почувствовал, что рука у него крепкая.
— Сергей, — просто назвал себя.
— Георгий.
— Матрогон? — спросил, оглядывая мою форму.
— Дальневосточный — уточнил я.
— Такую встречу придется отметить. Но вечером дивным, вечером лунным все магазины закрыты…
— Выход есть.
И он указал на подвальное помещение.
Есенин шел впереди нас, постучался в дверь. Ветхая старуха вынесла бутылку с содержимым домашнего изготовления. Вскоре мы сидели в сквере, оживленно беседуя.
— Закусим мануфактурой, — проговорил Есенин.
— Вернее рукавом, — подтвердил Венедикт.
— Что вам нравится у современных поэтов? — спросил меня Есенин.
— Конечно, лирика Есенина.
— Что вы знаете из моих стихов?
Я, глядя на луну, по ассоциации стал читать:
— «А когда светит месяц…»
— Вы пишете? — поинтересовался Есенин.
— Да, — ответил я — пишу, но очень мало.
— Прочитайте что-нибудь из своих стихов.
Читал я из своего партизанского цикла:
Есенин удивленно взглянул на меня и произнес:
— Динамичные стихи.
Он заинтересованно слушал мой рассказ о жизни на море, о партизанских буднях, о Руси пшеничной в стихах Константина Рослого.
Наша беседа прервалась: с шумной компанией подошел Мариенгоф в толстовке с белым бантом на шее:
— Сергей, — безапелляционно сказал он, — пойдем с нами.
Я категорически запротестовал и обратился к Венедикту:
— Ты бери за одну полу пиджака, а я за другую, и Сергея не пустим!
— Вот как? — усмехнулся Мариенгоф. Послышался голос одного из сопровождающих:
— Это безобразие!
Я, в свою очередь, вспылил:
— Давай кончать базар!
«полундра» нашел на «вы». В стойку боксера встал Венедикт.
— Ну, коль «полундра», — проговорил опасливо Мариенгоф, — надо уходить.
Конфликт благополучно разрешился. Сергей весело расхохотался и протянул мне руку:
— Поздравляю победителя!
И вдруг, спохватившись, сказал:
— А ведь мне сегодня выступать со стихами… Мать честная…
Мы шли по залитой луною улицам, мелькали редкие прохожие. До слуха доносилось цоканье копыт. Извозчики исчезали в переулках. Вскоре мы были в Доме печати. Поэта здесь уже ждали. Читал стихи Жаров и часто взмахивал руками, как будто намеревался взлететь.
За ним выступал Безыменский — оба комсомольские поэты. Порывисто вышел на сцену Кирсанов, и прежде чем начать читать стихи, снял плащ и демонстративно закинул в угол эстрады.
Есенин выступил последним.
Прошелестело в зале:
— «Скоро, скоро часы деревянные
Прохрипят мой двенадцатый час…»
Зал примолк. Впечатление было слишком сильным. Затем Есенин прочитал стихотворения «Корова», «Песнь о собаке» — они были созвучны по настроению, чувствовалось, что поэт сам потрясен — над бровью у него выступил пот.
После выступления Есенина мы пошли в ресторан, и пока заняли в глубине ресторана столик, все присутствующие устремили взгляды на Есенина. У стола образовалась очередь, люди в руках держали чистые листки, блокноты, просили написать что-нибудь на память.
Есенин спрашивал имя, взглядывал на потолок, писал экспромтом и никого не обошел четверостишием, за исключением меня. И сейчас, когда пишу воспоминания, ругаю себя, зачем я не догадался взять автограф?.. И зачем я вообще все это пишу? Казалось бы, самая обыкновенная встреча, каких у Есенина было немало, но для меня она памятна уже тем, что в ней открылась мне его живая, доверчивая и открытая натура. Тогда меня поразили простота обращения и скромность великого поэта.
— и я стал победителем. Есенин тоже изъявил желание побороться. Его не постигла участь Венедикта. Боролись немного. Есенин не поддавался, да и я не стремился побороть его.
Мы снова читали стихи, свои и не свои, и только перед рассветом расстались. И я больше Есенина не встречал.
Узнав позднее о гибели Есенина, я посвятил ему грустные стихи:
Позже я встречался с Николаем Клюевым, сыгравшим большую роль в поэтическом становлении Есенина.
Клюев скучал о Сергее Есенине и порой жаловался на одиночество в этом мире. И только ли Клюеву в те годы не хватало Сергея Есенина…