В «КРАСНОЙ НОВИ» В 1923 ГОДУ
Есенин вошел в мою жизнь поздно. Во время войны. Нужно было написать статью о нем для Совинформбюро. Я стал перечитывать Есенина и уже не мог отделаться от обаяния его поэзии…
В молодости мне мешала понять Есенина принадлежность к совсем другому направлению в литературе. Сначала я увлекался Маяковским, Лефом, потом конструктивистами. А жизнь Есенина шла мимо, другой стороной. Я бывал на его вечерах… В памяти навсегда осталось то, как Есенин читал свои стихи. В молодости мне казалось, что все большие поэты должны обязательно хорошо читать стихи. Я помню, как читал Игорь Северянин. В нос. Нараспев. Горделиво закинув голову назад. Это было зрелище. Я помню, как читал Блок. Совсем по-другому. Спокойно. Тоже слегка нараспев и как-то отчужденно и очень хорошо. Во всяком случае, лучше Блока его стихов никто не читал. Пожалуй, один Яхонтов. Раскатистым басом читал стихи Маяковский. Громко. Очень хорошо интонируя их. И кого я позже ни слышал, никто так не передавал поэзию Маяковского, как сам Маяковский. В молодости замечательно читал свои стихи Сельвинский. Особенно свои цыганские или «Ехали казаки, да ехали казаки…» из его «Уляляевщины». Мороз по коже пробирал. Были и другие поэты, необыкновенно читавшие свои стихи. Например, Алексей Николаевич Чичерин. Но теперь, вспоминая их, я вижу, что никто не читал свои стихи так хорошо, как Сергей Есенин. Это была сама жизнь. Есенин, очевидно, знал об этом магическом даре, который вложила в него природа. Помню, как однажды в кафе «Стойло Пегаса» назревал какой-то скандал. Стройный и элегантный Мариенгоф вышел из-за кассы.
— Сережа, ты должен выступить. Ты понимаешь, ты должен выступить.
Есенин рассеянно обвел глазами публику — и пожилых, и мальчишек, — потом встал на стул и начал:
Он мгновенно протрезвел и читал с пронзительной ясностью. Есенин не читал стихи, но поистине изливался в стихах, превращаясь в какого-то другого человека, словно в саму поэзию…
Запомнилась мне встреча с ним. Произошла она в редакции журнала «Красная новь» осенью 1923 года. Редакция была в первом этаже в Кривоколенном переулке. В большой комнате, перед входом в кабинет редактора Александра Константиновича Воронского, народу было немного. Ждали прихода Воронского. Возле окна стоял, беседуя с Леоновым, Есенин. Есенин недавно вернулся из долгой поездки по загранице вместе с Айседорой Дункан. Невысокого роста, в темно-сером костюме. Одет тщательно. Но в манере держаться чувствовались небрежность и нервозность.
Не помню, кто нас тогда познакомил. Я вступал в литературу, «фигуры не имея». Служил в Постпредстве Украинской ССР в Москве на должности заведующего отделом секретной информации. Посещал литературные вечера, начинал выступать с литературно-критическими статьями. Вместе с Ильей Сельвинским и А. Н. Чичериным мы образовали литературную группу конструктивистов. Это был ее первый состав. Но и группа эта была тогда никому неведома. Для знаменитого Есенина я был просто «молодым человеком» возле литературы…
— Скажите, Сергей Александрович, вот вы были в Америке. Как выглядят небоскребы? Как выглядят улицы в Нью-Йорке? Правда ли, что там существуют специальные машины, которые асфальт моют щетками?
Есенин не посмотрел, а словно проткнул меня глазами и сказал подозрительно и чуть насмешливо:
— А почему это вас интересует?
Я сказал ему, что существует группа поэтов-конструктивистов. И самонадеянно начал объяснять значение техники для нашей страны, пытаясь связать логику технического строительства с законами поэзии.
— Про конструктивистов не слыхал. Вы, вероятно, с Лефами заодно. Но техникой, Зелинский, вы увлекаетесь совершенно зря.
— Почему же зря? — изумился я.
— Ну, конечно, асфальтовые шоссе лучше наших деревенских дорог. Но поэзию вы бросьте. К поэзии белые воротнички и подтяжки отношения не имеют.
Есенин словно спустился откуда-то ко мне и заговорил уже всерьез.
— Наша Россия — вот это страна поэзии. Это ничего, что мы еще пока бедны. Американцы носят брюки на подтяжках, а мы поясом штаны подтягиваем. Зато нам бежать легче. Понятно? Затянемся потуже и бегом. Догоним. Нам бежать легче. А в Америке их техника человека съела. У них главное не техника, а доллар. Вот кто враг поэзии. Это вы запомните…
Меня тогда удивили рассуждения Есенина. Я с ним не согласился. Теперь, оглядываясь назад, я вижу, что Есенин более трезво смотрел на вещи, чем я. И хотя мы по возрасту были ровесниками, но разговаривал он со мной, как старший, много переживший человек…
ПРИМЕЧАНИЯ
Зелинский Корнелий Люцианович (р. 1896) — критик. Воспоминания печатаются по рукописи.
1. «Я последний поэт деревни…» (II, 97).
«Воспоминания о Сергее Есенине». Сборник. М., «Московский рабочий», 1965.