| Наши партнеры |
Летом 1925 года Есенин вернулся в Москву. С тяжелым, тревожным предчувствием оставлял он бакинских друзей:
Прощай, Баку! Тебя я не увижу. Теперь в душе печаль, теперь в душе испуг. И сердце под рукой теперь больней и ближе, И чувствую сильней простое слово: друг.
Приехав в Москву, Есенин стремится упорядочить свой быт, личную жизнь. Об этом своем намерении он говорил еще в одном из кавказских писем: "Назло всем не буду пить, как раньше. Буду молчалив и корректен. Вообще хочу привести всех в недоумение, очень мне не нравится, как все обо мне думают... Весной, когда приеду, я уже не буду никого допускать к себе близко... Все это было прощанье с молодостью. Теперь будет не так". И действительно, в это время Есенин встречается с писателями Л. Леоновым, В. Ивановым, В. Казиным, В. Наседкиным, Д. Фурмановым. Еще перед отъездом на Кавказ он задумал выпуск литературного журнала "Поляне". Тогда же он обратился с письмом в Гослитиздат:
"Тов. Накоряков!
Я уезжаю на Кавказ, возможно, надолго. Дело с альманахом "Поляне" представляю себе так: сейчас набирается материал, но первый ударный N издается в начале сентября. За это время набирается попутно материал и для 2-го номера. Полагаю, что в этом году больше двух NN издать не удастся...
Уезжая, надеюсь, что вы окажете всемерное содействие несомненно большому и культурному делу".
Вернувшись в Москву, Есенин мечтает о поездке к Горькому. 3 июля 1925 года он пишет ему взволнованное письмо:
"Дорогой Алексей Максимович!
Помню Вас с последнего раза в Берлине. Думал о Вас часто и много.
В словах и особенно письменных можно сказать лишь очень малое. Письма не искусство и не творчество.
Я все читал, что Вы присылали Воровскому.
Скажу Вам только одно, что вся Советская Россия всегда думает о Вас, где Вы и как Ваше здоровье. Оно нам очень дорого.
Посылаю Вам все стихи, которые написал за последнее время.
И шлю привет от своей жены, которую Вы знали еще девочкой по Ясной Поляне.
Желаю Вам много здоровья, сообщаю, что все мы следим и чутко прислушиваемся к каждому Вашему слову.
Чуткая к боли, легко ранимая душа Есенина тянулась к жизни и свету. Мы знаем, как плодотворен был в этом отношении кавказский период. С какой любовью и внутренней убежденностью писал Есенин о Руси Советской, событиях Великого Октября, о Ленине. В стихотворении "Мой путь" поэт говорит:
Этой "зрелости", этой окрыленности души поэта, к сожалению, не разглядели ни друзья, ни литературная критика. Они продолжали утверждать, что Есенин - "настоящий" поэт не в "Руси Советской", а в "Москве кабацкой". Раздавались голоса, что многие из кавказских стихов Есенина посредственны и что о Марксе и Ленине ему, пожалуй, писать рано.
Писателю, отдающему, а вернее, жертвующему всем ради творчества, у которого, как однажды заметил Д. Фурманов, "вся жизнь - в стихах", - все это непоправимо ранило душу.
Как тяжело и одиноко было порой Есенину, сколько сил приходилось ему тратить для того, чтобы избежать "падения с кручи" и сквозь все испытания и превратности судьбы сохранить до конца своих дней убежденность в том, что, "радуясь, свирепствуя и мучась, хорошо живется на Руси"; наконец, как остро поэт чувствовал эти "черные" силы, все неотступней и ближе подступавшие к его душе, - все это особенно обнаженно, почти физически, ощущается в поэме "Черный человек".
"Черный человек" - это своеобразный реквием поэта.
С трагической искренностью поведал нам Есенин в своей поэтической исповеди о том "черном", что омрачало его душу, что все больше волновало его сердце. Но - это только одна грань, одна сторона "Черного человека", ибо ныне особенно очевидно, что его Художественно-философское и социальное содержание несомненно глубже и знаменательнее.
"Прескверный гость" у Есенина - это не только и не столько его личный враг. Нет, он враг всего прекрасного на земле, враг Человека. В поэме он олицетворение тех сил, которые достались новому миру В наследство от старого мира, где "черный человек" с его "философией" смердяковщины постоянно растлевает и убивает людские души.
Еще в конце 1955 года жена поэта Софья Андреевна Толстая-Есенина показывала мне сохранившийся у нее автограф заключительных строк поэмы.
"Черный человек! Ты прескверный гость. Эта слава давно Про тебя разносится". Я взбешен, разъярен, И летит моя трость Прямо к морде его, В переносицу...
С каким волнением держал я тогда впервые в руках этот черновой автограф, позволяющий увидеть, как создавался окончательный вариант драматической поэмы Есенина:
"Как ни странно, - говорила во время той памятной встречи Софья Андреевна, - но мне приходилось слышать и даже у кого-то читать, ЧТО "Черный человек" писался в состоянии опьянения, чуть ли не В бреду. Какой это вздор! Взгляните еще раз на этот черновой автограф. Как жаль, что он не сохранился полностью. Ведь "Черному человеку" Есенин отдал так много сил! Написал несколько вариантов поэмы. Последний создавался на моих глазах, в ноябре двадцать пятого года. Два дня напряженной работы. Есенин почти не спал. Закончил - сразу прочитал мне. Было страшно. Казалось, разорвется сердце. И как досадно, что критикой "Черный человек" не раскрыт... А между тем я писала об этом в своих комментариях. Замысел поэмы возник у Есенина в Америке. Его потряс цинизм, бесчеловечность увиденного, незащищенность человека от черных сил зла. "Ты знаешь, Соня, это ужасно. Все эти биржевые дельцы - это не люди, это какие-то могильные черви".
Нет! Не случайно образ "Черного человека" возник у Есенина в пору пребывания за границей. Там особенно явственно встал перед ним его страшный облик, а "чужой и хохочущий сброд" нэпманско-кабацкой среды помог до конца проникнуться презрением и гневом к "черному человеку". Правда, в символической сцене, которой завершается поэма, летящая трость разбивает лишь зеркало.
Но самой поэмой Есенин так яростно "ударил" "черного человека", так бесстрашно обнажил его душу, что для каждого настоящего человека необходимость суровой, беспощадной борьбы с черными силами зла стала еще более очевидной. Такова, на наш взгляд, вторая грань, вторая объективная сторона поэмы Есенина.
В ноябре 1925 года Есенин лег в московскую больницу лечиться. При этом он надеялся, что сможет, хотя бы на время, уйти от окружения, которое все больше угнетало его. То же стремление переменить обстановку, избавиться от московских "друзей" приводит его в конце декабря 1925 года в Ленинград. Здесь он предполагал пробыть до лета, чтобы затем поехать в Италию к М. Горькому. Но намерения эти остались неосуществленными. В ночь на 28 декабря в ленинградской гостинице "Англетер" Есенин покончил жизнь самоубийством. За день до своего трагического конца Есенин написал стихи "До свиданья, друг мой, до свиданья..." и тогда же передал их знакомому ленинградскому поэту Вольфу Эрлиху, который был у него в номере. Последний в своих воспоминаниях рассказывает: "Есенин нагибается к столу, вырывает из блокнота листок, показывает издали стихи. Говорит, складывая листок вчетверо и кладя его в карман моего пиджака:
Устинова хочет прочитать.
- Нет, ты подожди! Останется один, прочитает".
Эрлих вспомнил о стихах только тогда, когда Есенина не стало.
Стихи были опубликованы. "Друзья" поэта и некоторые критики пытались представить их как поэтическое завещание Есенина и даже как выражение "духа" времени. Ухватились за эти строки и те, кто в годы нэпа испытал на себе влияние мелкобуржуазной стихии. "Сразу стало ясно, - писал в связи с этим Маяковский, - сколько колеблющихся этот сильный стих, именно стих подведет под петлю и револьвер... С этим стихом можно и нужно бороться стихом и только стихом".
доказать неизбежность трагического конца, убедить, что причина смерти в том, что он растратил свои поэтические силы, что его лирический талант вступил в конфликт с эпохой.