Наши партнеры |
Виктор Кузнецов, 1997 год.
ТАЙНА ГИБЕЛИ ЕСЕНИНА (Часть 1)
ГЛАВА VII
ОН СТОРОЖИЛ ТЕЛО ПОЭТА
"Не в припадке увлечения, а совершенно сознательно говорю, что после Демьяна Бедного и Маяковского Вы более, чем кто бы то ни было (выделено автором. - В.К.) из наших поэтов, послужили пером революции впервые годы вооруженной борьбы, годы смертельной опасности, когда "смена вех" была не выгодным, а весьма рискованным делом" (рукопись, архив Пушкинского Дома).
Такую высокую оценку творчества Василия Васильевича Князева (Седых) дает в начале 30-х годов вульгарный критик - социолог Л.Г. Калмансон, более известный под псевдонимом Лелевич, - второй после Сосновского ненавистник Есенина. В тот период общественно-политические координаты сместились: самого Лелевича исключили из партии, он уже не комиссарил в советской печати как прежде, наводя страх на литераторов-попутчиков и всех недостаточно покрасневших авторов. А еще недавно этот новоявленный Писарев с партбилетом делал политику в литературе, нещадно хлестал в газетах и журналах писателей, используя методы "опертроек", председателем одной из которых он был в Гражданскую войну.
К тому времени сошла на нет и сомнительно-шумная известность Красного Звонаря - под таким псевдонимом любил выступать Василий Князев, сочинитель бойких стихотворных фельетонов, большевистских агиток и безбожных куплетов. Он вполне подходящий прототип Ивана Бездомного из "Мастера и Маргариты" Булгакова, но, в отличие от художественного персонажа, никогда не сомневавшийся в своем поэтическом таланте.
Князев пел оды коммунистам далеко не бескорыстно. По воспоминаниям современников, он мог зарифмовать любой "социальный заказ" и сшибал в редакциях не без помощи всесильного Зиновьева наивысшие гонорары.
После XIV съезда РКП(б) и особенно после 1929 года Князева, пропагандиста красного террора и мировой революции, выставили на задворки литературы, против чего он горлодерски возмущался, кроя на всех углах Сталина. "Ваша судьба, - писал ему в тот период его друг Лелевич, - вызывает во мне целый взрыв возмущения. - И успокаивал: - ...Крепись! Классовая и неотделимая от нее историческая справедливость возьмет свое!" ("Справедливость" сей "неистовый" ревнитель 20-х годов понимал как обязательное собственное господство.) По закону нравственного возмездия, в 1937 году пришел черед Красному Звонарю отвечать за рифмованные призывы к кровавому насилию и отрицание всего святого. Разумеется, позже нашлись духовные родственнички Князева-Шарикова и Лелевича-Швондера, реабилитировавшие своих предшественников.
Теперь, надеемся, понятно, почему в ночь с 28 на 29 декабря 1925 года Князев сторожил тело Есенина в морге Обуховской больницы на Фонтанке. Здесь-то он сочинил пространное стихотворение (опубликовано в ленинградской "Новой вечерней газете"). Из этого опуса часто цитируют следующую строфу:
В маленькой мертвецкой, у окна, Золотая голова на плахе. Полоса на шее не видна - Только кровь чернеет на рубахе.
Четверостишье обычно приводят как деталь - аргумент в пользу версии убийства Есенина. Меж тем все стихотворение говорит как раз об обратном. Не мог Князев разделять мнения о насильственной смерти поэта. Не для того он был приставлен цепным псом у заледенелого тела. Подпись под элегической балладой ("Живший его стихами") насквозь лицемерна. Никогда Князев не сочувствовал таланту Есенина и близких ему крестьянских поэтов - достаточно прочитать его пышущую к ним ненавистью книжку "Ржаные апостолы...", в которой он "стирает в порошок" Николая Клюева и его собратьев по перу, глумится над Россией и поет дифирамбы кровожадному Интернационалу.
человек), а заботливо опекаемый партцарьком Зиновьевым преданный ему бард?
Проверка показала: Князев действительно провел ночь в морге Обуховской больницы. В том же стихотворении он пишет: "Вон Беляев... кровью залит весь..." К трупу была прикреплена бумажка с фамилией страдальца. В ленинградской газетной хронике происшествий мы нашли заметку, сообщавшую о подростке Александре Беляеве, зарезанном трамваем в процессе его неудачной попытки вскочить на ходу на подножку. Так что Князев и вправду дежурил у тела убиенного Есенина.
Какой-то абсурд в стиле Гойи. Он присутствует во всей англетеровской истории: в контрольно-финансовых списках жильцов гостиницы фамилии Есенина нет, но его упорно в нее "поселяют"; ванны в 5-м номере нет (сохранилась инвентаризационная опись "Англетера", март 1926 г.), но воспоминатели "затаскивают" в нее поэта да еще присочиняют для пущей убедительности скандальный сюжетец с подогреваемым без воды котлом; милиционер, вчерашний наборщик солидной типографии, прошедший комиссарскую выучку и экзамен секретно-оперативной школы, составляет полуграмотный "акт" и дает его на подпись явно избранным понятым; следственный фотограф почему-то устраняется, а на его месте в злосчастном 5-м номере тут как тут придворный кремлевский мастер Моисей Наппельбаум, влюбленный в Свердлова и Дзержинского и "кстати" пожаловавший из Москвы; тело поэта еще не остыло, нет еще результата судмедэкспертизы, а ленинградские газеты наперегонки сообщают о самоубийстве, наконец - исчезают многие важнейшие документы есенинского "дела", как будто речь идет о зауряднейшем несчастном, а не о европейски известном человеке, стихи которого уже при жизни переводились в двадцати странах.
Однако пора давать ответ на поставленный выше недоуменный вопрос, связанный с ночным доброхотом. Василий Князев сторожил тело Есенина по чьему-то прямому приказу, а не по своей воле и душевному порыву (такового у него просто не могло быть). Здесь "темные силы" явно перестарались с подстраховкой; Красному Звонарю надо было бы помалкивать о щекотливом поручении, а он, томимый зудом версификаторства и гонорара, раззвонил на весь Ленинград. Не ошибемся, если предположим, что Князев выполнял в ГПУ роли самого дурного свойства (о его подобной склонности пишет в мемуарах хорошо его знавший по работе в "Красной газете" литератор А. Лебеденко, приятель К. Федина).
Прослеживается связь Князева с чекистами-сексотами и даже непосредственно с ведомством ГПУ. 1 ноября 1924 года на заседании бюро коллектива 3-го Ленинградского полка войск ГПУ рассматривалось его заявление о восстановлении в партии (очевидно, как лицо "свободной профессии", он стоял на учете в этом полку). В тот день парторг Василий Егоров просьбу Князева отклонил - "в виду его неразвитости" и потери связи с организацией с 1922 года. Удивляться такой резкой оценке "горлана-главаря" не следует, он, самоучка, умел лишь бойко слагать звонкие рифмы, книг же читать не любил. Прижимистый в деньгах, подолгу не платил партвзносов. Из протоколов собраний сотрудников "Красной газеты", где он печатался, известно, что в феврале - августе 1924 года (полгода) сей зиновьевский певчий не заплатил в партийную кассу ни копейки, хотя только в феврале того же года его заработок составил 259 рублей 68 копеек, а это месячный оклад советского чина губернского масштаба.
В партии является балластом". Позже, как видим, он пытается получить партбилет в чекистской организации, но и там ему это тоже не удалось.
Цель палачей и их порученца в морге Обуховской больницы: не допустить к осмотру тела поэта ни одного человека, ибо, повторяем, сразу же обнаружились бы страшные побои и - не исключено - отсутствие следов судмедэкспертного вскрытия. Поставленную передним кощунственную задачу негодяй выполнил - не случайно в 1926 году его печатали как никогда обильно. Иуда щедро получал свои заработанные на крови сребреники. Другого объяснения странного дежурства в мертвецкой стихотворца-зиновьевца трудно найти.
В одном из питерских архивов мы два года добивались "личного дела" Князева. Так и не добились...
В заключение сюжета о стороже изувеченного, как мы полагаем, тела Есенина две цитаты. Одна из стишка Князева "Откровение Муссолини", обыгравшего фразу итальянского фашиста о попечении Иисуса Христа над здоровьем ближних. Автор - конечно же пылкий интернационалист и безбожник, - потешаясь, заключает:
И доселе всякий знает От Читы и до Ростова, - На ослах лишь выезжает Церковь кроткая Христова.
В ответ красногазетчику по почте пришла следующая эпиграмма с примечательной анонимной подписью:
Циничен, подл, нахален, пьян Средь подлецов, убийц и воров Был до сих пор один Демьян - Ефим Лакеевич Придворов. Но вот как раз в Великий пост Из самых недр зловонной грязи Встает еще один прохвост - "Поэт шпаны" - Василий Князев. Не Есенин
Вероятно, подпись не случайна. Аноним, может быть, что-то знал о кощунственном задании Князева в мертвецкой Обуховской больницы.
В 1937 году Красного Звонаря расстреляли по статье 58-10. Реабилитирован в 1992 году. Жаль, что тогда расхожая формула "антисоветская пропаганда" не комментировалась. Он всю жизнь был ярым советским пропагандистом, только в Кремле хотел видеть не диктатора Сталина и его окружение, а Троцкого, Каменева, Зиновьева и им подобных.